Вера достала ключ, и с первой же попытки попала в замочную скважину. Она удовлетворенно улыбнулась, и провернула ключ ровно два раза. Дверь, даже не скрипнув, отворилась, и девушка с достоинством пронесла себя по узкому коридорчику прямо в кухоньку. Поставила тяжелую сумку на табуретку, и достала оттуда бутылочку коллекционного шампанского «Вдова Клико». Не чинясь, одним движением открыла страшно удивленную бутылку (а не всякий мужик мог таковую с налету открыть) и налила в специально приготовленный еще с раннего утра бокал.
Подняла глаза, посмотрела в зеркало, которое специально тут повесила, чтоб кухонька больше казалась, и чокнулась со своим отражением. Отражение ответило тонким звенящим звуком, и Вера ему отсалютовала.
Вера Петровна Конных происходила из рода зажиточных купцов, которых в годину раскулачивания раскулачили по полной, частью сослав в недра далекой Сибири, где оная часть пропала с концами. Однако под корень вывести род новой власти не удалось. То ли прадеды молились, то ли местный комиссар дал маху, но род не прервался, а очень даже процветать стал.
Со временем, конечно. По крайней мере, к её бабушке Варваре из самого Петербурга приезжали за племенными жеребятами. Уж больно хороши были, породы русская верховая караковой масти. Этакие бело-коричневые красавцы. Матушка как-то говаривала, что и род спасся благодаря им. Точнее, благодаря жеребчику Пончо, которого пришлось дать в дар тому комиссару. На орловщине жили все деды, прадеды.
Вера вздохнула.
Вот права была тётка Катя, соседка. Деньги к деньгам, здоровье к здоровью, внешность... внешность к внешности.
Ну что внешность?
Уродилась Вера в батюшку, рост гренадерский, бедра - всем бедрам бедра, руки могучие как кувалды, и ноги... Длинные, стройные, но вот мускулистые, да. Никакой тебе субтильности. Батюшка был человек мирный, сложения хоть и гренадерского, но с лицом и душою херувима небесного. Всё-то матушке прощал. Верховодила матушка в дому и в конюшнях. Хотя что с тех конюшен осталось, крохи. А после того, как ушла матушка, пережив батюшку вот ровно на полгода, так и вовсе дело зачахло.
Вера вздохнула, вытерла покрасневшие глаза. Тридцать восемь ей, а все одна и одна. Нет, мужики у ней бывали, как без того… Вот только ненадолго, эх, ненадолго. Вера уже год как тосковала без надёжного мужского плеча, без крепкого тела, без бритвы в ванной. Ей хотелось любви, тепла, заботы. Да вот пугливые пошли мужики, побаивались такой роскошной женщины. Нежной души, ну вот прям как у батюшки, никак не могли разглядеть. А Вера была и правда красавица. Глаза карие в пол лица, волос волнистый, пшеничного тона, и коса толстая через плечо. Кожа нежная да бархатистая. -- Правда, -- Вера вздохнула -- кожа веснушчатая. И голос у меня зычный, командный, вот напасть, -- и Вера опять вздохнула. Она вспомнила своих экс - женихов, и тоска сжала её сердце.
Вера глянула на круглые часы с веселеньким циферблатом, в Праге купленные. Уже десять. Пора в кровать, вставать-то в шесть.
Вера Петровна работала зам главного бухгалтера в одном ООО, куда попала случайно. У неё оказался математический талант, в дядю-счетовода. Того на войну не взяли из-за этого таланта. Кредит с дебитом девушка сводила легко и с удовольствием, да и в разного рода запутанных ситуациях что с налогами, что с филиалами была великая дока.
Девушка отправилась в душ, налила в ладонь любимый гель с запахом лесных ягод, взбила в густую, ароматную пену, и, легко касаясь ладонями тела, одела его невесомой разноцветной шубкой. Повертелась под упругими струями, гладящими и массирующими кожу. -- И никакого мужика не надо с таким навороченный душем!
