— Я тебя люблю, Юль.
Ветрова неохотно оторвала взгляд от
тарелки, по которой уныло возила гречку. Перед ней стоял мальчишка
– по-другому и не скажешь. Стоял, сжимая в руках пачку конфет с
красным бантом сверху и протягивал это добро Юльке. Точно ей, ведь
рядом даже никого не было, да и столовая еще пустовала – основной
наплыв здесь после третьей пары, а пока затишье.
Девушка хотела рассмеяться –
ситуация со всех сторон комичная, но вдруг передумала. Что-то во
взгляде этого явно первокурсника ее остановило. А взгляд у него был
тот еще… серьезный такой, темный. И губы поджаты так сурово, и
брови светлые сдвинуты! Если бы не это чересчур серьёзное выражение
лица, он был бы симпатичным, даже красавчиком – весь такой
голубоглазый блондин, высокий и плечистый. Хотя курсантская форма
на нем все равно подвисала, как и на остальных первокурсниках.
— Головой ударился, мальчик? —
спросила наконец Ветрова.
— Нет, — он положил перед ней
конфеты. — Сегодня день Святого Валентина, вот я и… в общем, решил
сказать.
Он совсем не смущался и смотрел так
прямо и уверенно, что это неожиданно смутило саму Юльку. Она
глянула на конфеты, потом на парня, а потом опять на конфеты.
Как-то странно это все. Не сказать, что Юльке не признавались в
любви – признавались, но чтобы вот так… ни разу. Хотя что с
первокурсников взять? Странные персонажи, вечно готовые отколоть
что-нибудь эдакое вроде танцевального номера в одних трусах.
— Это какой-то спор? — уточнила она.
— Потому что если спор, лучше закончить его прямо здесь. За конфеты
спасибо, это мои любимые, но начнешь доставать с глупостями –
пожалеешь. Усек?
— Это не спор. На любовь спорят
только дебилы.
— Не могу не согласиться.
— Можно я с тобой сяду? — вдруг
спросил парень.
Юльке было тоскливо одной – это
правда. Канули в лету те времена, когда они, хохоча без умолку,
заваливались на обед с девчонками и садились за любимый стол
вместе. Нет, с подругами Ветрова поддерживала связь и видела их
каждый день, но пары у них теперь не совпадали, да и вообще… они-то
уже третьекурсницы, а она болтается на втором. Опять. Потому что в
голову ей взбрело перевестись на другую специальность, и с этим
переводом свалилось на Ветрову столько трудностей, что она не
смогла все разгрести и за полгода. А света белого не видела и вовсе
почти год. Из ее жизни ушли увеселения, дружеские посиделки и
глупости, осталась только мечта.
Летать.
— Прости, приятель, но нет, —
вздохнула Ветрова и указала на разложенные по столу тетради. — Мне
готовиться надо.
Раньше она бы не упустила шанс
позабавиться над незадачливым первокурсником, просто потому что… ну
кто так делает? Подкатывает с конфетами и сразу вдруг любовью и
серьезными взглядами. Такие странные истории всегда забавно
обсудить с подругами, тем они и ценны, но… ныне реальность у Юльки
такова: все смешные (в основном не очень) истории связаны с учебой,
хвостами, пересдачами и только.
— Готовиться к чему?
— К авиационному английскому.
— Хочешь, я помогу?
— Ты? — хмыкнула Ветрова.
— Я несколько лет жил в Остине, —
сказал он так, словно в этом не было ничего особенного. А Юлька
поняла, что ее смущало в его речи – то был акцент. Почти
неуловимый, но неправильность все же ощущалась. — С мамой. Но она
вышла замуж и отправила меня отцу, а он… в общем, отсюда.
— Ценная информация, но я, пожалуй,
все равно откажусь.
— Как хочешь. Но если что – в
открытке есть мой номер телефона. Запиши себе. Я приду на помощь в
любое время. Хоть ночью! И все сделаю для тебя. Все, что
захочешь!
Ветрова честно пыталась разглядеть в
этих словах подтекст, но не смогла. Парень все так же стоял перед
ней с серьезным видом и сдвинутыми бровями, и как будто готовился
мир то ли завоевать, то ли уничтожить. Оба варианта подходили к
такому серьезному лицу. Хотелось посмеяться, но не было сил. И куда
только делась та веселая и беззаботная хохотушка, которая на спор
забралась в общагу по пожарным лестницам? Потонула в авиационной
терминологии, не иначе.
