История Алины «Прежде, чем сделать шаг»
Вечер, скоро уже начнёт смеркаться. На площади близ трактира стоят двое: хмурый подросток с протянутой рукой, да малышка лет четырёх, вцепившаяся ему в штанину. Прохладно сегодня. Покрапывает дождь.
– Есть хочется! – вздохнула девочка, – Ром, а Ром?.. Мы сегодня есть будем?
– Если подадут – будем, – сурово бросает её спутник.
Они стоят. Стоят. На город наползают сумерки, поверх грязного и негрязного, покрывая дома в скучный серый цвет.
– Брааатец! – малышка уже ноет, трясёт его за штанину, – Я есть хочу! Браатец!
– Ну… – он устало смотрит в умоляющие синие глаза, задумчиво взъерошивает свои длинные, криво отрезанные волосы, – Собаку, что ли, поймать?..
– А зачем собаку? – глаза расширяются, малышка недоумённо хлопает ресницами. Потом лицо её озаряется, – Ой, собаку?! Мы с ней будем играть!
Он смотрит на сестру и хмурится. Добавляет строго:
– Знаешь, я, кажется, вспомнил. Знакомого, у которого могу попросить еды. Только мы тебя сначала спрячем, ладно? Он терпеть не может маленьких девочек. Сам не знаю, почему.
– Может, со мной хоть подаст? Меня ж жалеют иногда, – шмыгает носом.
Устало улыбнувшись, взъерошивает русые волосы на её голове.
– Но он их почему-то не любит.
– Ну ладно, – она опять шмыгает носом, смущённо теребит его штанину, – Только ты быстрее приходи, ладно? А то ты в прошлый раз как ушёл, так тебя всю ночь не было! Я так испугалась! Так страшно сидеть там одной было! – она задумчиво теребит его штанину, – Ром… А Ром?..
– Ну, чё те, сопля?
– Ты только сразу уходи, если он драться будет, хорошо? А то ты в тот раз пришёл такой исцарапанный, будто свалился на кота. Ты ещё тогда такие вкусные мясные пирожки притащил. Ну, помнишь? В подорожнике? Ты сказал, что если жаренное мясо завернуть в подорожник, то это как пирожок. И таких больше ни у кого нет…
Дверь трактира открылась, и на улицу вышел мужчина средних лет, шатающийся. Задумчиво почесал сытое брюхо. И взгляд его уцепился за синие глаза девочки.
– У-у, щенки! – заорал он, – Поразвелось тут! Зыркают, гляди, на меня!
Девочка спряталась за мальчика. Тот мрачно, в упор, смотрел на пьяного. Мужчина, матерясь, спустился было с крыльца, пошёл по улице. Потом что-то остановился, обернулся. Опять наткнулся на синие глаза, выглядывавшие из-за ноги подростка. И, просмотрев в эти синие глаза долго-долго, мужчина вдруг развернулся, подошёл к ним.
Девочка, с надеждой улыбнувшись, выскользнула, протянула ладошку. И, вскрикнув, упала на мостовую, получив сильную затрещину.
– Новодальцы! Проклятые новодальцы! – взревел пьяный, – Чтоб вам пусто было!
И снова замахнулся.
Он был высокий, здоровый. А подросток был худой, невысокий. Он сразу оценил, что противник ему не по зубам. Подхватил сестру на руки, дёрнулся было к спасительному переулку. Только не добежал. Не убежал. Упал со вскриком, роняя малышку. И в отчаянии, сделал то единственное, что ещё мог: заслонил её собой. И терпел все удары, надеясь, что этот гад выпустит злость и уймётся.
Девочка испуганно смотрела на брата. На то, как верхняя светлая его рубаха с неловкой красной вышивкой – она для него старалась, вышивала у ворота и рукавов, а он принял с радостью, будто королевский то был подарок – стала грязной от следов ног нападавшего и от пятен крови. Такой грязной, что походила на нижнюю серую рубаху, чьи узкие рукава вылезали из-под широких рукавов, заканчивающихся у локтя.
И потом, когда вышел на улицу кто-то ещё, молодой парень, да оттащил озверевшего, дал по морде, а детям крикнул, чтоб убегали, брат подхватил сестру и убежал. На этот раз совсем.
