Часть вторая
Пирамиды роста
Вале казалось, что на фоне ужасов весны 1995 года, посреди голодной воюющей страны, она всё-таки прибилась к надёжному берегу. Во-первых, добытая потом и кровью квартирка в Москве. Во-вторых, вытащила из лап насилия и унижения мать, хотя бы в пятьдесят шесть начавшую жить по-людски.
В-третьих, отвоевала у наркотиков Вику. В-четвертых, тащила на себе целительский «Центр «Валентина», пока другие депрессовали, размазывая по щекам слёзы и сопли. В-пятых, упала в объятия Виктора, которого девять лет считала несбыточной мечтой.
Однако за матерью был нужен глаз да глаз. Вика требовала яркого наполнения жизни, угрожая сорваться. Работа выматывала так, что вечером Валя падала от усталости, а по утрам вставала с упрямством ваньки-встаньки, ничуть не отдохнувшей. Да и Виктор не находил времени, чтоб хоть почаще звонить и спрашивать: «Как поживаешь, ласточка моя?»
В этих предлагаемых обстоятельствах Валя ни за что не пошла бы на семинар по литотерапии, если б Вика не принесла сорванное со столба объявление и не заныла, что ей это жизненно необходимо. Видите ли, Юкка рассказывал ей в Хельсинки о магических свойствах камней такое, что шаманский бубен по сравнению с ними – детская погремушка.
Родившаяся и росшая на Каменоломной улице неподалёку от щебёночного завода, Валя панически боялась камней. Ведь когда умирал кто-то из работавших «на щебёнке», в словарный запас соседей стаей птиц налетали слова «гранит, габбро, мрамор, амфиболит, известняк». Громыхающие самосвалы возили на щебёночный завод глыбы с этими названиями, и партком с месткомом решали, какую из них пожертвовать на могилу.
Ударникам коммунистического труда доставался гранит, работникам поплоше – непрочный известняк, а начальству заказывали плиты из мрамора. Вокруг этого бушевал фольклор типа «не дорасти тебе до гранита», «вкалывай, не вкалывай, ляжешь под известняк» и т. д. Выйдя из деревянного, лесного, травяного и тряпочного мира, Валя относила камни к свите смерти и старалась держаться от них подальше.
А Соловецкий камень, на открытие которого водила Юлия Измайловна, поразил её так, что потом, проезжая мимо Лубянской площади, Валя сдерживалась, боясь прилюдно разрыдаться. Ведь он был про деда и бабушку. Про их неоплаканную трагедию. Да и регрессия, в которой Валиного «отца» завалило в прошлой жизни мрамором при взрыве в карельском карьере Рускеалы, подогревала чувство опасности, исходящее от камней.
Семинар по литотерапии проходил в аварийном подвале Большой Полянки. С потолка сыпалась штукатурка, по дороге к сортиру подтекала труба и стояла лужа, а старые лампы дневного света стрекотали как цикады перед грозой. Из-за стены раздавались странные звуки: казалось, там по очереди просыпаются и несутся по игрушечным рельсам сотни игрушечных паровозиков.
Литотерапии обучала немолодая армянка Гаянэ с глазами, в которых можно было утонуть. В зал набилось человек пятьдесят, и пожилой мужчина в допотопной военной рубашке сел в первый ряд и вызвался решить проблему с отвлекающими паровозиками за стеной.
– Они не откроют дверь, – осадила его Гаянэ низким красивым голосом. – Не волнуйтесь, я буду рассказывать громко.
– Кто ж там безобразит? – спросил пожилой.
– Это вьетнамцы отшивают итальянские бренды, – пояснила Гаянэ.
Записывать за ней, держа тетрадь на коленях, было неудобно, но все заскрипели шариковыми ручками по бумаге.
– Раскопки на территории Индокитая и Средиземноморья свидетельствуют о лечении камнями ещё в эпоху палеолита. Позже о литотерапии писали Геродот, Плутарх и Плиний Старший. Целители из разных стран разгадывали, какими вибрациями и излучениями заряжены камни, и обменивались правилами их использования, – начала Гаянэ, размахивая большими породистыми ладонями.
