Рич Хэндли
«Наконец-то мы это сделали»
Предисловие
Расскажу-ка я вам историю про обезьян…
Нет, для начала расскажу я вам историю-другую про историю об обезьянах.
Лет двенадцать назад, исследуя пыльные полки одного книжного магазина в Канаде, я наткнулся на экземпляр романа французского писателя Пьера Буля La Planиte des Singes 1963 года. Мы с женой Джилл поехали в Торонто праздновать годовщину нашей свадьбы, и когда я увидел книжку, по мотивам которой был снят один из самых любимых моих фильмов, «Планета обезьян», я понял, что должен прочитать ее. К счастью, это был перевод на английский, ведь французский я не знаю… как и обезьяний[1].
На обложке красовалось название Monkey Planet, что мне показалось весьма забавным – не только потому, что в романе ни разу не упоминались никакие мартышки и макаки, но и потому, что сами обезьяны в фильмах находили это слово крайне оскорбительным[2]. (Правда, я не понимаю, кто так мог их называть, если они не контактировали с другими видами, способными говорить. Но я отвлекаюсь.)
Меня поразили как сходство книги с фильмом, так и различие между ними. Как и в фильме, в книге изображен человек, космический путешественник, попавший на планету, населенную в высшей степени разумными обезьянами; при этом книга, как и фильм, заставляет задуматься о пороках нашего собственного общества, о религиозной косности, о предрассудках, об использовании науки и технологий во вред, и о том, как люди сами ускоряют гибель своей собственной цивилизации. Но, в отличие от фильма, действие книги происходит в гораздо более развитом обезьяньем обществе и (осторожно, спойлер!) на другой планете, а не на Земле. Это великолепный роман, и если вы никогда его не читали, то, как настоящий поклонник «Планеты обезьян», просто обязаны прочитать его… после того, как закончите эту книгу, разумеется.
Впервые я увидел первый фильм и четыре последующих в детстве, когда его показывали в передаче «Кино в 4:30» на нью-йоркском местном канале ABC в конце 1970-х. «Кино в 4:30» познакомило меня и с другими фильмами, в которых играл Чарлтон Хестон, а также с «Годзиллой», «Розовой пантерой», «Фантастическим путешествием», «Западным миром» (и его продолжением, «Миром будущего»), и другими классическими произведениями, многие из которых сегодня хранятся в моей домашней видеотеке. Но ни один из них не шел ни в какое сравнение с «Обезьянами». Когда год за годом выходило очередное продолжение «Планеты обезьян», все остальное отходило на задний план.
Родившись в 1968 году, в том же году, когда первый фильм стал хитом в кинотеатрах, я не видел ничего из этой серии, пока Седьмой канал не показал мне такой пугающий, но одновременно и чарующий перевернутый мир на тринадцатидюймовом черно-белом экране, словно он попал в него благодаря «искривлению Хасслейна». Тут-то я и подсел на всю жизнь. Финальная сцена, в которой Тейлор, увидев наполовину погруженную в песок статую Свободы, падает на колени и трясет кулаком, проклиная человечество, поразила меня десятилетнего до глубины души, как и, по всей видимости, многих будущих сценаристов и режиссеров. «Империя наносит ответный удар», «Жестокая игра», «Подозрительные лица», «Шестое чувство», «Бойцовский клуб», «Помни»… Столько эффектных кадров во многих фильмах основаны на этой ставшей архетипичной концовке, которая сама появилась в «Обезьянах» благодаря одному из сценаристов, Роду Сирлингу, ранее работавшему над сериалом «Сумеречная зона».
