Самый факт встречи, которую ему назначили, испортив утро и прервав завтрак, настораживал. И даже не то настораживало, что встречу ему назначили как в шпионском детективе – в безлюдном месте, в темное время. А то, что вообще позвонили. Ему! С предложением, в котором – он подозревал – ничего хорошего нет.
Человек, тот, что позвонил, очень нервничал. И торопился. Старался, чтобы его нельзя было узнать по голосу, – нарочно гнусавил, кажется, даже прикрыл рот платком. Глупость какая. Он же все равно явится на встречу, что секретничать?
И это тоже не нравилось. Потому что он сразу понял: этот тип, который как-то узнал о нем или узнал его, совершенно глуп. А с глупыми он не любил иметь дело. У него вообще сейчас ни с кем никаких дел. Он от них отошел – давно, уже лет семь. Как, скажите, этот тип о нем узнал?
Вопрос.
Он отложил в сторону телефон. Взял столовые приборы и несколько минут сидел с вилкой и ножом, не шевелясь. Тупо рассматривал мобильник. Омлет с помидорами остывал, остывал кофе, который он готовил с таким удовольствием.
Откуда этот человек узнал о нем? Именно о нем? Он же семь лет ни с кем не выходит на контакт. Ни с кем из прежней опасной жизни. Он уехал далеко от мест, где так опасно прославился. Ясно дал понять, чтобы его не беспокоили. Что беспокоить его – опасно, черт побери.
Сем лет тишины. И вдруг этот звонок, испортивший ему утро. Этот остывающий завтрак.
Кто? Кто мог звонить? Кто-то из близких тех, кого он когда-то устранил? Его выследили? Жаждут мести – поэтому пытаются завлечь в ловушку и назначают встречу у черта на рогах в половине первого ночи?
Не пойти было нельзя. Он должен знать, кто осмелился его побеспокоить. И пойти нельзя: это сто процентов ловушка. Значит, что?
Значит, надо тщательно подготовиться. Времени предостаточно.
Он все-таки съел остывший омлет, выпил холодный кофе. Было невкусно, но выбрасывать еду он не мог – грех. Не торопясь, убрал со стола, вымыл посуду, расставил все по полкам и по новенькой, недавно собственными руками сколоченной лестнице спустился в подвал.
Сорвал с крюков тяжелый занавес из толстого брезента. Дернул за ручку у самого пола. Потайная мощная дверь плавно съехала внутрь. Он протиснулся в узкий проход, нашарил выключатель слева от входа, щелкнул. Яркие лампы осветили три стеллажа с оружием, мишени у дальней стены. Это была его оружейная комната. Любимая комната. Он перевез ее с последней квартиры, из прошлой жизни. Искренне надеясь, что здесь это ему не понадобится. Что здесь он будет просто заниматься, чтобы не потерять навык.
И вдруг!
Он выбрал пистолет, не засвеченный ни в одном деле. Накрутил глушитель. Нож в ножнах – на щиколотку. Без этого никак, с этим он практически не расставался.
Вышел из оружейной через двадцать минут, успел любовно погладить каждый предмет в своей коллекции. Вернул на место дверь, снова повесил на крюки тяжелый занавес. Для надежности пододвинул верстак. Поднялся в дом, прошел в гостиную. Сел на углу дивана у глухой стены напротив входа. И застыл.
Он знал, что просидит так до самого вечера. Будет сидеть и думать. Взвешивать, вспоминать, сопоставлять, рассчитывать. Так было всегда раньше, и в этом состоял залог успеха. Потом поужинает, оденется и поедет к назначенному месту. За три-четыре часа до назначенного времени. Чтобы осмотреться, чтобы занять выгодную позицию. Чтобы быть готовым ко всему.
Это тоже всегда себя оправдывало. Это всегда его спасало.
Ужин перед выездом, как обычно, легкий. Мысли должны быть ясными, сна – ни в одном глазу. Он зажирел сейчас на вольных хлебах, мог уснуть и в начале одиннадцатого. Поэтому на столе ничего, кроме куска вареной курицы и овощного салата. И еще – в обход правил последних лет – кружка с черным крепчайшим кофе. И кофе с собой в маленьком термосе.
