– Ну – ждите! Скоро, даст бог, станете папашей! А вам надо бы настроиться посерьезней! – Это она Нонне. Та хихикнула.
– Ну? Ты поняла? – отстраняясь от нее, произнес я строго.
– Нися-во-о! – бодро проговорила она.
Мы поцеловались, и она с сумкой на плече ушла в гулкие кафельные помещения – стук шагов затихал. Я стоял, прислушивался и, когда он окончательно затих, вышел.
* * *
Нет. Домой не пойду. Не высижу! Мама, я думаю, поймет, что я где-то переживаю.
Нашел двушку. Диск, как было принято в те годы, крутился с трудом, приходилось вести каждую цифру по кругу не только туда, но и обратно. Упарился!
– Алло!
– Ну? – мрачно произнес Кузя.
Что за тон? Чуть было, обидевшись, не повесил трубку, и тогда прощай, двушка! Но вовремя сообразил, что мрачность относится к его делам, не к моим. Продолжил:
– Новостей пока нет. Увез в роддом.
– И моя… с ребенком вернется, – проговорил он.
– Как?! Она же вроде не?..
– Заходи, – буркнул он и повесил трубку.
* * *
Кузина новость сразила меня: его жена Алла тоже решила завести дитя! Причем, как грустно сформулировал Кузя, – «внеполовым путем». Не то что Алла так уж была равнодушна к вопросам пола, скорее наоборот. Но процесс зачатия, как некая обязаловка, плюс время вынашивания, потерянное для дел, претили ее бурной натуре. И тут захотела всё с лету решить, победив природу.
– В Нижний поехала, к себе. У нее там сестра померла в родах.
– Но там, видать, и отец есть? – предположил я.
– А ее это не волнует! – воскликнул он.
Да, дикое ее упрямство знакомо, особенно ему.
– Всё! Теперь покоя мне больше не будет! Теперь я тут так… окурок! – Кузя раскинулся на любимой софе, на медвежьей шкуре, где он любил уютно лежать, с антикварной пепельницей, утыканной окурками, как пень опятами. В последний раз?
Высокие, закругленные сверху окна. Вечерняя заря осветила ковры, бронзовые рамы, фарфоровые вазы. Скоро тут пеленки будут висеть. Как, впрочем, и у меня! Но, переживая за друга, о себе как-то забыл.
– Ясно! Рожать ей неохота! – вещал Кузя. – А вот так – можно! И исключительно ради того, чтобы всё это (широкий жест) не досталось вашему бедному дитю!
– Как?! – воскликнул я.
Оно еще даже не родилось, а с ним уже борются! Что за судьба?
Кинулся к телефону:
– Сейчас. – Лихорадочно набрал номер, и попал сразу, и мне сказали, что у меня родилась дочь!
– Ура! – вскричал я. – Дочь!
– Ну вот, это другое дело! – отозвался Кузя. – Такую наследницу я и хотел! Во всяком случае…
– …она не будет тут тебе мешать! – рассудительно произнес я. – А войдет… когда нужно, – мягко сформулировал.
– …когда нас уже не будет! – довольный, подхватил Кузя. Такой ход его устраивал: сколько лет еще можно тут будет лежать! – И этой, надеюсь, тоже уже не будет. – Он мечтательно уставился на портрет жены кисти великого мастера. Коллекция у них бесподобная! И пойдет – кому? – А так… при живом мне! – Он вскочил, злобный.
– С нашей стороны – о таком не может быть и речи! – вкрадчиво продолжал я. – Только после смерти! Надеюсь, и моей! – добавил я щедро.
– Вот это разговор! – подхватил он. – А то этот… уже завтра приезжает! Хоть уходи!
Я сочувственно помолчал. Кузя вытащил бутыль. Разлил по бокалам.
– Ну…
Утро мы встретили песнями. Причем не в каком-нибудь затхлом помещении, а посреди Невы! Вы, наверное, думаете, что я оговорился: откуда же – «посреди»? Чистая правда.
Возникает второй вопрос: а что же мы делали посреди Невы на рассвете? Ответ прост и естественен: плыли! А что еще можно делать посреди Невы? В те годы под Кузиной квартирой на канале Грибоедова стоял его катер: полночи мы плыли против течения, пытаясь сгоряча выйти в Ладогу, но устали бороться с волнами, вырубили мотор и теперь медленно сплавлялись обратно. Блаженство – после упорной борьбы! За Смольным собором вставало солнце. Потом мы на время ушли во тьму под Литейным мостом, и когда снова увидели просторы, солнце палило уже вовсю. Тишь и гладь была, как на деревенском пруду. Стрекозы садились на воду. Сперва едва слышно, потом ощутимей – стал приближаться треск. Мы подняли наши снулые головы. Из-под далекого Дворцового моста (какой вид!) вылетел катер, понесся по широкой дуге, вздымая бурун.
