Наверное, каждый из нас, особенно в детстве, думает, что родители будут жить вечно.
Это ощущение и с возрастом никуда не уходит. Но время неумолимо. Никого не щадит, никому не дает поблажек и отсрочек.
Моя мама начала умирать в ту самую ночь, когда я проснулась от пугающего грохота открывшейся двери. Она, дверь, деревянная, со стеклянными вставками, всегда громко стучит о пристенок.
Несколько секунд в темноте я приглядывалась и силилась понять, что же стало причиной ее открытия. Наверное, это Катька: она постоянно лунатит по ночам, тем самым пугает нас жутко. Но ее маленький силуэт в темноте я так и не разглядела. А может, это кот? Опять прорывается в комнату, чтобы лечь у нас в ногах.
Я еще толком не осознала, что же случилось, но меня окутало страхом. Уже в тот момент я поняла, что произошло что-то непоправимое, что-то ужасное…
Вскочила с кровати, кинулась к дверям, а на пороге, на четвереньках – мама.
– О, Господи, мама! Мамочка! Что с тобой случилось? Да что же ты! Вставай!
Не встала… Так и стояла в этом положении и только слегка покачивалась вперед-назад.
– Мама! Мама! Что с тобой? И только хрип в ответ и что-то несвязное.
А я ведь так часто читала про признаки инсульта. Но тогда, в приступе паники, так и не поняла, что случилась именно эта беда. На тот момент правая рука мамы уже не двигалась.
Звонок в скорую, мучительное ожидание, метание от мамы, которая так и осталась лежать на полу, к мужу, в котором я, как всегда, искала спасения от всех бед.
А машины все нет! В такие моменты кажется, что время замерло.
Я не знала, что с мамой, но интуитивно понимала, что время мы теряем-уходят важные минуты, что она умирает. Лежит там, на полу, и умирает! А они там, на скорой, этого не понимают, не понимают, что я теряю человека, который является всем моим миром. Поднять маму мы бы не смогли, и я принесла ей подушку. Она вертелась во все стороны оттого, что ей было мокро. Потому что человек, при наступлении инсульта, мочится чуть ли не каждую минуту. Я снимала с мамы мокрый халат, а колени мои разъезжались на мокром полу. Мне было так неудобно, безнадежность окутывала…
И вот она – скорая. Фельдшер, который говорит, что нет смысла торопиться.
Поднимаем обнаженную маму втроем – кладем на диван.
Магнезия.
Ей жарко. Лицо покраснело.
Чувствительность в ногах еще присутствует.
Я напугана.
Глажу ее по голове.
– Вс-е бу-де-т хо-ро-шо. – говорит так, что я с трудом понимаю ее.
Слезы текут по ее щекам. Она утирает их здоровой рукой. Не хочет, чтобы я видела…
– Конечно же будет, мам, конечно же будет! – отвечаю ей радостным голосом, хотя, в этот момент, глядя на мамины слезы, сердце сжимается еще сильнее, и мне самой хочется плакать.
Разговаривает, значит, не все еще потерянно! Значит, выкарабкается!
Мама была у нас в гостях, но вести ее в больницу нашего региона, фельдшер местной скорой нам настоятельно не советовал. Вызвали платную скорую.
Приехали быстро. Бригада скорой выявили у нее сахар в крови 25 ммоль и аритмию.
Пока маму грузили на носилки, я галопом побежала открывать все двери. На улице в ту ночь шел дождь. Распахнула дверь подъезда и, стоя под холодными противными каплями, ждала, пока маму вынесут. Стояла и ждала, потому что понимала, что, пока будут ее нести, дождь намочит ее. Нет, дождю ее обидеть я не дам.
Маму вынесли, а я над ее лицом выставила ладони.
Я уберегала как могла…
Мчась в карете скорой помощи по ночным улицам Краснодара, мы – я и Миша – сидели рядом с мамой. Я держала ее за руку и мысленно повторяла одни те же слова: «Твои руки здоровы, твои ноги здоровы. Ты здравствуешь! Твои глазки видят, ты говоришь.»
