1. Встреча с комдивом Калининым
Я не стану описывать обстановку, в которую я попал в Киевском окружении осенью 1941 года. Кончилось все тем, что в бою за населенный пункт Березань я был ранен и попал в плен. С этого момента и начну описывать свои мытарства по лагерям военнопленных.
Чувство бессилия перед врагом – омерзительное, низкое, позорное чувство. Тяжким бременем оно ложится в душу человека, и перенести его неимоверно трудно и мучительно, как суд над самим собой, как медленную смерть под пытками. Когда меня и таких же, как я, раненых притащили на колхозный ток и бросили на солому, я еще не мог ясно представить, что случилось. По стонам рядом лежащих товарищей, по нечеловеческим крикам и снующим теням я понял, что случилось что-то страшное, непоправимо позорное. Тяжелое чувство бессилия как стопудовая глыба легло на мое сердце, а мысли одна тяжелей другой мутили мое сознание. Я не слышал больше стонов, не чувствовал боли ран, солдаты неприятеля, как истуканы, стояли перед моими глазами, а мысли одна за другой: «Неужели конец? Неужели все кончилось? Неужели безнаказанно они будут топтать нашу землю, жечь наши села и города, убивать и мучить наш народ? Нет, этому не бывать! Там еще идут бои, и товарищи им за все отомстят».
Чувствую, как нас подымают и с размаху бросают в машину, и снова погружаюсь в какой-то кошмарный сон. Прихожу в сознание от резкого толчка машины, открываю глаза и вижу: рядом со мной вповалку в кузове лежат мои товарищи, а на нас лежит, как приговор к смертной казни, большой деревянный крест. «Значит, нам жить осталось недолго», – спокойно проплыла мысль. Ни сил, ни возможностей на спасение не было. Спасти нас мог только случай. К машине подошли солдаты в белых халатах, сняли с машины крест и положили рядом с дорогой. Машины тронулись.
Делаю усилие и приподнимаю голову, чтобы посмотреть, что будет дальше. Я увидел то, что мне было так нужно. Поле, покрытое деревянными крестами, и на них металлические каски фашистских завоевателей. Увидел, как немецкие солдаты в белых халатах подтащили крест к яме, а рядом с ямой лежат распластанные трупы фашистов. Санитары разбирают трупы и аккуратно укладывают в яму.
Радостней стало на душе. Значит, мы дрались недаром за Михайловку, за Березань, за переправы и высоты. Дорого мы платим за каждый метр своего отступления, но теперь я своими глазами увидел, во что обходился фашистам поход на восток. Дорога их наступления была отмечена могилами с осиновыми крестами и стальными касками на них.
«Много еще вы наставите крестов на своем пути! Война будет длинной и тяжелой, – подумал я. – Смогу ли я еще принять участие в этой борьбе?»
Машина шла на запад, минуя кладбище и обгоняя колонны военнопленных. Шли они в сопровождении военного конвоя голодные, в грязных окровавленных повязках, с перевязанными руками, шли на примитивных костылях, хромая и поддерживая друг друга, под окрики фашистских солдат и лай немецких овчарок. Многие из них падут жертвой голода и ран, умрут от болезней и жестоких пыток, закончат свою жизнь в лагерях смерти, на виселицах, в газовых камерах и казематах гитлеровских застенков.
Уничтожение военнопленных началось на марше к лагерям. Военнопленных убивали за звездочку на рукаве гимнастерки, убивали за разговор в строю, убивали за то, что ты похож на еврея, убивали за то, что ты не имел сил и отставал от колонны, убивали для развлечения и устрашения. Дорога в лагеря была усеяна трупами советских военнопленных. Я прошел длинный путь этапов и лагерей и видел это собственными глазами. Видел неравный смертельный бой безоружных военнопленных с вооруженными врагами, их мужество, стойкость и верность Родине. Безгранично велика была их любовь к Родине и ненависть к врагу. Это был неистощимый источник энергии и сил в их борьбе. Я видел, как умирают наши воины, защищая свою честь, умирают патриотами, не роняя достоинства советского человека. Но, к сожалению, я видел и трусость, и малодушие, и предательство. Чем дальше уходят от нас дни этих событий, тем ясней они видятся мне. Я постараюсь их описать такими, какими они были.
