Пролог
Стоял тихий и ясный летний вечер, после неимоверно жаркого дня казавшийся подарком, по меньшей мере, самого Господа Всемогущего – редкое своей прохладой и оттого особенно ценное явление на раскаленном побережье Карибского моря. Даже бывалые моряки, не слишком расположенные к восторженному созерцанию красот природы, подолгу отрывались от своих дел, морщась и жмурясь, глядели на лишенное обычного зноя золотое небо и горевшее под ним на западе ослепительно яркое море. Затем мотали головами, произносили тоскливо и мечтательно: «Эх…» – и снова возвращались к своим обязанностям: напоследок проверяли снасти, вытаскивали на палубу тюки с товарами и продовольствием, жадно посматривая на уютно примостившиеся в трюме бочки с мутноватым обжигающим ромом. Пить на самом судне с давних пор пиратам строго запрещалось, а все эти люди были именно пиратами – сторонникам иных, более законных занятий в порту славного острова Тортуга места не находилось.
В царившей в этот предзакатный час запоздалой суматохе, наполненной попытками закончить дела, откладываемые изнуренными жарой людьми весь день, никому не было дела до двух мужчин, медленно спускавшихся по трапу на берег. Оба они то и дело оборачивались, с плохо скрытой досадой и невольным любованием глядя на остававшийся позади высокий, лаково поблескивавший борт новенькой шхуны. Изящная красавица в полном убранстве из кипенно-белых косых парусов, которые теперь золотило заходящее солнце, и впрямь была восхитительна: любой капитан почел бы за честь водить свою команду на ней по морю.
Ступив на прибрежный песок, мужчины некоторое время шли молча; то была странная пара даже для пестрой пиратской толпы, наводнявшей порт. Впереди, состредоточенно нахмуря брови и заложив руки в карманы, шагал щуплый, довольно опрятно одетый человечек лет тридцати в заломленной на ухо капитанской треуголке: смуглый, с мелкими чертами лица и бегающими черными глазками, очень близко и глубоко посаженными, он выглядел скорее испанцем или итальянцем, нежели англичанином. За ним широким, слегка неровным шагом отвыкшего от твердой земли под ногами моряка следовал рыжеволосый широкоплечий великан – по меньшей мере на два фута выше своего спутника; на простом, открытом и, общем-то, добродушном лице его застыло выражение крайнего недовольства.
– Ничего, Билл, – наконец заговорил тот, что шел впереди; похоже, он уже справился со своей досадой и готов был рассматривать иные возможности. – В конце концов, таких денег у нас все равно бы не нашлось. Я скажу мистеру Митчеллу, что мы согласны на его условия – может, еще поторгуюсь и скину процентов десять с добычи. Разве в прошлый раз мы не начинали с того же самого?
– Сколько еще, Ченси? – хмуро возразил великан, стискивая свои огромные кулаки. – Пять лет без малого ходим с тобой под чужим флагом! В тот раз проклятые англичане из-за него-то нас чуть и не повесили – капитана Скэлли и его белый крест все знают… Разве у тебя совсем нет гордости?
– Гордость тут ни при чем, Билл, – отрезал щуплый человечек, выуживая из кармана потрепанную буковую трубку и принимаясь на ходу набивать ее. – Вот что: ступай в трактир к мистеру Стивенсону и узнай, как обстоят дела с набором матросов.
Великан нахмурился еще больше и внезапно с решительным видом остановился.
– Нет уж, Ченси! Давай-ка по-другому поступим, – предложил он, сводя кустистые рыжие брови в одну линию – видно было, что Билл не привык в чем-либо перечить своему спутнику. – Погоди пока отвечать мистеру Митчеллу: дай сперва мне самому потолковать с капитаном Бейли! Я его уговорю сбить цену.
– Не уговоришь, – устало ответил тот, встряхивая набитой трубкой так, чтобы табак внутри лег ровно, – зря только время потеряешь. Думаешь, у него на эту красотку других покупателей не сыщется?
