Ранним июньским утром 1147 года в любе́кскую гавань медленно входил караван судов новгородского торгового гостя1 Степана Дормидонтовича Ша́лого. Двадцать лодей, словно утки тяжело переваливаясь с борта на борт, весело бороздили тёмно-зелёные воды Тра́вы>2. Резвый шело́нник>3 громко хлопал парусами, гнал упругую волну, осыпая разноцветной водяной пылью затейливо выгнутые носы лодей.
– Глянь-кось, басота́>4 какая! – сын Шалого Кирилл, теребя отца за локоть, указывал пальцем вперёд, на город. Там, в косых лучах восходящего солнца, влажно блестели крытые черепицей, тёсом, а то и просто соломой, крыши домов и острые шпили кирх>5. Узкие прямые улочки серебряными змейками разбегались во все стороны и снова сбегались, образуя затейливо сплетённую сеть городских кварталов. Отстроенный на месте Бу́ку – бывшей крепости ободритского>6 князя Кру́то и неподалёку от сожжённой недавно полабанской>7 Лю́бицы>8, город богател за счёт обильной торговли. Чего только не встретишь на любе́кском торгу! Имбирь, перец и корицу из Персии; оливки из Греции; перлы>9, кору́нды>10, смара́гды>11, вени́сы>12 из Индии; тонкие фландрские сукна; све́йское>13 железо и медь; соль и вина из Франции; серебро из Чехии; мёд, сало, воск, лён и пеньку, а также мечи и боевые топоры из Господина Великого Новгорода. Являясь средоточием торговли на побережье Варяжского>14 моря, Любе́к имел свои фактории в Бе́ргене, Брю́гге, Ло́ндоне и Но́вгороде…
Не первый год ходит в Лю́бку>15 удалой купец Шалый. И всякий раз возвращается с прибы́тком>16. А всё потому, что торгует самым ходовым товаром – ру́хлядью>17, житом>18 и бранной кузнью>19.
Вот и на этот раз трюмы лодей заполнены доверху: заботливо укрытые промасленным рядно́м>20, лежат в кожаных мешках вороха собольих, бобровых и горностаевых мехов; в сосновых коробах – обильно смазанные бараньим салом (чтобы ржа не поела) – кольчуги и шлемы, секиры и наконечники для протаза́нов>21, су́лиц>22 и, особо ценившиеся у немцев, мечи булатные и связки больших замков хитрой новгородской работы.
Три седми́цы>23 прошло с тех пор, как покинул Шалый свой терем на Данславле-улице. Шли вниз по Волхову, затем – через Ладожское озеро, реку Неву и далее – уже по морю Варя́жкому. Преодолевая штормы, каждый миг рискуя подвергнуться нападению морских та́тей>24, вёл купец караван. И вот, наконец, он у цели…
…Несмотря на ранний час на пристани уже вовсю кипела работа: меж больших и малых судов юрко сновали чёлны перевозчиков и рыбаков, деловито скрипели во́роты и жеравцы>25, извлекая из объёмистых трюмов бочки и тюки заморского товара. На сотни голосов шумела пёстрая разноязычная толпа. Грузчики, матросы, купцы, мы́тники>26, стражники что-то оживлённо сообщали друг другу, куда-то спешили и ударяли по рукам, помогая себе при этом выразительными же́стами и острым словцом. Были здесь свеи>27, даны>28 и ляхи>29, варяжские>30, персидские и иные гости.
Уплатив лоде́йное>31 и ве́счее>32, Степан Дормидонтович велел приказчику Про́кше Ло́мову везти товар на скла́ды Русского Торгового Двора. Сам же, с сыном, погрузив на телегу несколько бочек и тюков, двинул на улицу Святого Якова, где жил старинный приятель Шалого, золотых дел мастер Ханс Хо́рнер. Уже выезжая из ворот по́рта, чуть было не задавили какого-то мужика в грязной поско́нине>33. Тот, обернувшись, обвёл гостей мутным взором и, качаясь, направился в сторону трактира «У старого Перевоза».
– Ишь, с зара́нья готов! – улыбнулся Кирилл и стегнул лошадей…
…Ханс Хорнер отложил шти́хель>34. Перед ним на крытом синим сукном столе возвышался золотой кубок, усыпанный драгоценными каменьями. Словно капельки росы сверкали на нём крупные диама́нты
