Под южными небесами. Юмористическое описание поездки супругов Николая Ивановича и Глафиры Семеновны Ивановых в Биарриц и Мадрид

© «Центрполиграф», 2018

© Художественное оформление, «Центрполиграф», 2018

Стояла теплая ясная осень, но по ночам температура воздуха значительно понижалась. Каштановые деревья и белые акации на парижских бульварах давно уже пожелтели и обсыпали тротуары желтыми пожухлыми листьями. Стоял конец сентября по новому стилю. Был девятый час утра. Каретка общества «Урбен» с кучером в белой лакированной шляпе, выехав из улицы Ришелье в Париже, давно уже тащилась к самому отдаленному от парижского центра железнодорожному вокзалу – к вокзалу Орлеанской железной дороги. Рядом с кучером стоял большой дорожный сундук, залепленный самыми разнообразными цветными бумажными ярлыками с надписями городов и гостиниц. В каретке среди саквояжей, баульчиков, картонок со шляпами и связки с двумя подушками, завернутыми в пледы, сидели русские путешественники супруги Николай Иванович и Глафира Семеновна Ивановы. Николай Иванович курил, выпуская изо рта густые струи дыма. Глафира Семеновна морщилась и попрекала мужа.

– На минуту не можешь обойтись без соски, – выговаривала она мужу и кашляла. – Учись у французов. Они курят только после еды, а ведь ты как засосешь спозаранку, да так до ночи и тянешь. Все глаза мне задымил… И в нос, и в рот… Брось…

– Да уж докурил. Две-три затяжки только… – спокойно отвечал муж.

– Брось, тебе говорят! Ты видишь, у меня в горле першит!

Она вырвала из руки мужа папироску и выкинула за окно кареты.

Карета переехала уже два моста и тащилась по набережной.

– Удивительное дело: сколько раз мы ездили за границу и ни разу не были в Биаррице, – сказал супруг после некоторого молчания.

– Да ведь ты же… – опять набросилась на него Глафира Семеновна. – Всякий раз я говорила тебе, что у меня ревматизм в плече и коленке, что мне нужны морские купания, но ты не внимаешь. Еще когда мы были на последней Парижской выставке, я у тебя просилась съездить покупаться в Трувиль…

– В первый раз слышу.

– Ты все в первый раз слышишь, что жены касается. У тебя уши уж так устроены. А между тем в Париже на выставке я даже купила себе тогда купальный костюм.

– Ты купила себе, насколько мне помнится, красную шерстяную фуфайку и красные панталоны.

– Так ведь это-то купальный костюм и был. И так зря, ни за что тогда съела у меня в Петербурге моль этот костюм.

– Ну, матушка, если в таком костюме, какой ты купила тогда в Париже, купаться даме при всей публике, то мое почтение! Совсем на акробатический манер…

– Молчите! Что вы понимаете!

– Понимаю, что срам…

– Но если это принято и дамы купаются в костюмах, которые еще срамнее, так неужели же мне отставать? В чужой монастырь со своим уставом не ходят. Впрочем, ведь на купальные костюмы мода, как и на все другое. И я, как приеду в Биарриц, сейчас же куплю себе там самый модный купальный костюм.

– Только уж, прошу тебя, поскромнее.

– Не ваше дело. Какой в моде, такой и куплю.

– Декольты-то этой самой поменьше.

– Мне нечего утаивать. У меня все хорошо, все в порядке. А если так принято…

– Но ведь ты дама хорошего купеческого круга, а не какая-нибудь, с позволения сказать…

– Если есть чем похвастать, то отчего же не похвастать и даме из хорошего купеческого круга? Ведь если бы дама тайком от мужа, а тут… Решительно ничего не вижу предосудительного. Но главное, на морских купаниях это принято, – закончила Глафира Семеновна тоном, не допускающим возражения, и умолкла.

Умолк и Николай Иванович. Он видел, что жена уж начинает его поддразнивать, и знал по опыту, что чем больше он будет ей возражать, тем сильнее она закусит свои удила и будет его поддразнивать. Это состояние супруги он обыкновенно называл: «закусить удила».

Карета подъехала к самому вокзалу Орлеанской железной дороги, закоптелому и грязному на вид, и остановилась у подъезда. К карете подскочили носильщики в синих блузах с номерами на форменных фуражках и стали вынимать из кареты багаж.