Столики летнего кафе были вынесены прямо на песок, поближе к морю. Можно пить вино, смотреть на прибой и слушать крики чаек. При условии, конечно, что погода будет не хуже, чем сегодня. И будет настроение все это делать. Потому что настроения может и не быть. У Дудкина, например, настроения не было, но он все равно сидел и смотрел. Пустынное утреннее море казалось ему раздробленным на миллионы осколков солнцем, ослепительно сверкающим, но холодноватым. И вообще было совсем не жарко. Свежий ветер с моря даже заставил Дудкина поднять воротник куртки – он не любил, когда дуло в шею.
В Канне сейчас то же самое, подумал он, разве что народу побольше, и море потеплее, и ковровая дорожка расстелена для победителей. А неудачники здесь. Пытаются решить проблемы не совсем традиционными способами. А впрочем, какими еще способами их можно решать, если это вообще возможно?
В его распоряжении было двадцать четыре часа, чтобы получить ответ на этот вопрос. А мечты о Канне отложить по крайней мере на год. Но только лишь отложить. Рано или поздно он взойдет по легендарным ступеням, по этой пресловутой красной дорожке – взойдет победителем, иначе вся эта возня, риск и унижения теряют всякий смысл. Он не каскадер и не экстремал, чтобы мечтать, как бы побыстрее и подешевле свернуть себе шею. Когда он умрет, за его гробом пойдет пол-Москвы, а на могиле круглый год будут лежать белые цветы. И на красную ковровую дорожку он еще обязательно вступит, но только как это будет не скоро…
Девушку в синих джинсах и простеньком черном свитере Дудкин заметил не сразу. Вообще это было для него нехарактерно – на женщин у Дудкина был особый нюх. Шум прибоя и мрачноватые мысли сбили, образно говоря, прицел. Одним словом, она застала его врасплох.
Дудкин даже слегка вздрогнул, когда за его спиной прозвучал странноватый, будто полусонный, с легкой хрипотцой голос.
– Здравствуйте! – сказала она. – Можно я к вам присоединюсь, Валентин Сергеевич?
Дудкин резко обернулся. Девушка была совсем молода, лет двадцати двух, не более: рыжеватые, спутанные ветром волосы, приятное, но не слишком примечательное лицо. Разве что глаза смотрели чересчур серьезно для представительницы «поколения пепси». Родная дочь Дудкина была, пожалуй, даже старше этой девчонки.
Впрочем, по поводу возраста Дудкин никогда не комплексовал – ни своего, ни женщин, с которыми завязывал романы. Он считал, что самым главным в отношениях мужчины и женщины должно быть право выбора. Если выбор сделан, то все остальное не имеет значения. Весь вопрос заключался в том, должен ли он делать сейчас этот выбор – момент был слишком неподходящий, да и рыжая девушка была не совсем в его вкусе. Тем более что и в этом затерянном городишке он не совсем уж одинок – здесь жила Анна, с которой жизнь сводила и разводила его, в разных комбинациях и на разных широтах, пока наконец не расставила все по местам окончательно – Анну выбросила на это тихое побережье, а он… Он накатывался сюда, как прибой, стихийно, на какое-то мгновение, и снова убегал в свое бурное море, надеясь, что никаких серьезных следов после него не осталось.
– Мы знакомы? – без особого интереса спросил Дудкин.
Скорее всего эта девушка – начинающая актриса. Видела его где-нибудь в Москве, а может быть, и вообще только в журнале. Одним словом, профессионалка. Профессия продюсера не предполагает, что тебя будут узнавать кондуктора в троллейбусе и продавщицы в бакалейном отделе.
– Ну, не совсем, – ответила девушка. – Но я вас знаю. А свои данные я сейчас сообщу. Меня зовут Галей. Вообще-то мне это имя не нравится, и я предпочитаю, когда меня называют Глорией. Однако люди вашего возраста не любят таких штучек, поэтому я предоставляю вам возможность выбора. Потерплю.
