– Эй, шельма! Круп подбери!
– Куда прешь, не видишь, что ли?
Под эти крики Анфиса на ходу спрыгнула из коляски на подножку, а затем и на тротуар неподалеку от Александрийского театра. Сделала она это как нельзя вовремя, в ту же секунду повозка, в которой она ехала, с отвратительным скрежетом столкнулась с экипажем, мгновением ранее остановившимся у тротуара. Запряженная в пострадавший экипаж лошадь, не выдержав подобного надругательства, таки изогнулась и укусила извозчика, правивщего коляской Анфисы. Укушенный в долгу не остался и ловко двинул ретивой скотине промеж глаз, вызвав еще большее волнение среди плотно приставленных друг к другу пролеток.
Анфиса подумала, что надо было идти пешком. Отсюда до Смольного рукой подать, а вот проехать на извозчике по Невскому в воскресный полдень – задача не из простых. Но классная дама, к которой за годы обучения девушка прониклась не только любовью, но и уважением, граничащим со священным страхом, уверяла, что приличные барышни не тащат свою поклажу аки вьючные мулы. Что, конечно, было справедливым замечанием.
Правда, никакой особенной поклажи у Анфисы не было. Скончавшаяся год назад тетка любезно избавила племянницу от какой бы то ни было собственности, отписав по духовной все семейное имущество церкви. Так что весь багаж вчерашней институтки состоял из крохотного потертого чемоданчика, с которым она когда-то и приехала в Смольный, и небольшой стопки книг, ставшей единственным ее сокровищем. Других вещей у Анфисы не было.
Родителей она потеряла в возрасте пяти лет и уже с трудом могла припомнить их лица. Благо, казарменная, если не сказать тюремная, жизнь в институте благородных девиц, казалось, была создана для того, чтобы оборвать всякое общение с семьей, и потому за все время обучения девушка редко чувствовала себя несчастной. Разве что ежегодный семейный день, когда домашние имели право навещать воспитанниц в присутствии классных дам, давался Анфисе нелегко. За все девять лет обучения к ней так никто ни разу и не приехал.
Но сейчас девушка была не склонна себя жалеть, ведь ей наконец-то улыбнулась удача. Понимая финансовое положение Анфисы, а именно крайнюю степень нужды, в которой она оказалась и которая могла толкнуть девушку на путь недостойный обладательницы золотого шифра, классная дама выхлопотала для Анфисы место гувернантки в одном из самых богатых домов Петербурга. Несмотря на юный возраст и отсутствие опыта у подопечной, наставнице каким-то удивительным образом удалось убедить купца Еремеева, что лучшая выпускница этого года станет идеальной гувернанткой для его младших дочерей.
Такое участие к судьбе воспитанницы со стороны классной дамы отчасти объяснялось личной симпатией, а отчасти незаурядными достоинствами самой выпускницы, включавшими в себя помимо академических знаний феноменальные логические способности и чрезвычайную наблюдательность.
И вот сейчас Анфиса любовалась не зданием столичного театра, а находящимся напротив от него единственным в столице трехэтажным магазином с невероятными витринными окнами, двухметровыми бронзовыми статуями и затейливой декоративной решёткой. Торговый дом купца Еремеева был известен на всю империю, так как именно у него были права на импорт многих редких заграничных товаров, таких как: какао, молочная мука и редкие сорта пряностей. Управление таким крупным предприятием отнимало много времени и заставляло купца постоянно находится в разъездах, надолго лишая возможности жить вместе с детьми в Петербурге. К тому же Еремеев был вдовцом и, по всей видимости, не собирался вновь обзаводиться женой, что делало должность гувернантки в его доме особенно желанной. В отсутствии хозяина и хозяйки дома гувернантка могла рассчитывать на определенную степень самостоятельности, а именно о свободе мечтала девушка, с самого детства вынужденная всегда и во всем себя ограничивать.
