Утро стояло необыкновенно солнечное и тихое. Изредка лишь несмелый ветерок зыбко трогал сочную листву. Неугомонные стрижи весело щебетали в воздухе, как бы стараясь переспорить друг друга. Порой они взмывали так высоко, что казалось вот-вот кто-то из них пронзит своим маленьким тельцем подушки облаков.
Вера уже давно проснулась. Она нежилась в кровати, безотрывно глядя сквозь окно на небесную лазурь. Вдруг как-то несмело и осторожно скрипнула дверь, и вслед за этим послышалось знакомое, мягкое шарканье тапочек. Шаги прекратились где-то в метре от кровати. Вера запрокинула голову и увидела сына, Кирюху, который, теребя рукав пижамы, не решался подойти к матери ближе, а только издали пытался увидеть, не проснулась ли она.
Поняв, что поток упреков со стороны разбуженных родителей в этот раз на него не обрушится, Кирюха, расплывшись в широкой улыбке, юркнул под одеяло Веры.
Она молча прижала его к себе, в тысячный раз подумав о том, что самое большое счастье на земле – быть матерью.
– Мама, кушать скоро? – перейдя с шепота на разговор в полный голос пролепетал Кирюха.
– Скоро, – глубоко и безысходно вздохнув, произнесла Вера, вставая с постели.
Пошатываясь от легкого головокружения, она неторопливо зашагала на кухню и через двадцать минут на столе уже дымилась стопка румяных, смазанных свежим липовым медом, блинчиков.
Кирюха давно сменил пижаму на традиционные шорты с футболкой и тоскливо поглядывал на янтарные капли меда, периодически прыгающие с верхнего блина на край блюда. Они медленно расплывались, превращаясь в малюсенькие липкие желтые озерца, и мальчишку так и подмывало или слизнуть их, или, по меньшей мере, шустро поддеть пальцем. Однако он отлично знал, что за этим последует, поэтому терпеливо выжидал приглашения к завтраку.
– Чем это у вас так….? – на веранде послышались сначала слова, а потом глубокие принюхивающиеся вдохи. – Печете что ли?
– Ты как всегда вовремя! – крикнула Вера, по голосу узнав, что к ней пожаловала подруга, Ольга Яковлева.
Ольга была знакома с Верой с самого детства. Они ходили в один детский сад, затем учились в одном классе, поступили в один ВУЗ и, благополучно его закончив, пошли работать в ту же школу, в какой учились сами. Были между подругами, конечно, и ссоры, но их период никогда надолго не затягивался.
– А где же Щербаков? – весело и задорно спросила Ольга, переступая порог кухни.
Она имела в виду главу семьи, мужа Веры. Он работал в милиции, участковым инспектором, был, безусловно, человеком занятым, но в это время суток обычно еще находился дома.
Вера брезгливо поморщилась и, обстукивая половник о края кастрюли, протянула:
– А Щербаков у нас в своем репертуаре!
– Что, опять в загуле что ли? – сразу посерьезнела Ольга.
– Угу, – буркнула ей подруга и жестом пригласила к столу.
Вера видела, что Яковлевой не терпится о чем-то ей рассказать. Она понимала также, что Ольга просто не решается это сделать, боясь в сложившейся ситуации показаться кощунственной эгоисткой. Щербакова решила сделать первый шаг.
– Как отпуск-то проводишь? – спросила она, прихлебнув из блюдца горячий чай.
Тут Ольгу как прорвало.
– Ой, мне столько надо тебе рассказать! – воскликнула она.
– Произошло что-то из ряда вон выходящее? – предположила Вера.
– Угадала. Помнишь серьги, в которых я была на Новый год?
– Еще бы!
– Представляешь, я их на даче у Мишиных друзей потеряла!
– А-а-а… – Вера приложила ладони к лицу.
– Подожди ахать! Еще ахнешь, когда узнаешь, как они отыскались.
Серьги, о которых вела речь Яковлева, действительно, один раз увидев, забыть уже было невозможно. Крупные, редкого, пронзительно-синего цвета сапфиры, окруженные золотым кружевом, просто завораживали, особенно когда на них падали солнечные лучи. Многие, позавидовав такому редкому украшению, пускались прочесывать магазины, но все усилия даже самых настойчивых в этом деле оставались тщетными.
