Раннее утро двадцать шестого декабря 1991 года было прекрасно: пока ещё не рассвело и степи не белоснежные, а глубокого синего цвета, ни огонька, лишь изредка слышен отрывистый лай собаки, пробегающей между рядами колючей проволоки. Но за колючкой тоже темно и тихо: беспокойные люди сегодня угомонились, и вокруг старта не видно ни души. Не светятся окна, не ходят вечно что то не успевающие монтажники МИКа, и только если очень хорошо присмотреться в глубоких тенях кое где заметны застывшие часовые в полной боевой, да пробивается едва-едва слабенький лучик света из не вполне качественно затемнённого окна стартового бункера. Если смотреть совсем уж пристально, то можно заметить, что часовые сегодня необычные – это отнюдь не солдаты срочники, а матёрые профессионалы спецподразделения «Заслон» КГБ. Одеты они также, как обычные рядовые, но автоматы у них куда как совершеннее – опытные, ещё не принятые на вооружение, АК-101 с подствольными гранатомётами. На головах часовых, несмотря на мороз, шлемы с интегрированными системами связи и ноктовизорами. Гражданских сегодня на космодроме нет.
Вдруг стремительно начинает светлеть, небо наливается сиянием, по особенному вспыхивают последние звёзды… И тут над торчащим из под снега сухим ковылём раздаётся низкий, на грани инфразвука, рокот, степь на много километров заливает нестерпимо ярким сиянием запуска сверхтяжёлой ракеты. Снег вокруг стартовой позиции приобретает багровый оттенок, но рукотворный огонь не может поспорить с солнцем. Спустя несколько минут ничто не напоминает о локальном катаклизме, к которым местное население, впрочем, давно привыкло.
Тех, кто способен отличить сегодняшний старт от пуска привычного «Протона» заблаговременно устранили от полигона подальше. Кого-то срочно вызвали в столицу, одна семья, специалистов, пользующихся всеобщим уважением и любовью, накануне получила долгожданные ключи от новой квартиры и теперь милостиво отпущенные космодромным начальством друзья и знакомые новосёлов весело отмечали нежданный праздник в новенькой девятиэтажке «точечно» построенной в окружении старых домов. Организовывавший внеплановое выделение жилплощади майор КГБ лично убедился, что старт отсюда не только не виден, но даже и не слышен.
Жёстче всего поступили с двумя давно выявленными шпионами. Работавший на ЦРУ инженер МИКа в этот вечер попал под мчавшийся без огней ЗИЛ. Машина была за полчаса до того угнана с городской стройки и брошена через несколько кварталов. Расследование милиции не принесло результатов – отпечатков пальцев в салоне не обнаружилось. Дело закрыли, написав, что машиной управлял неустановленный нетрезвый хулиган.
Ещё больше не повезло, если так можно высказаться о покойнике, сотруднику «Моссада» из радиоэлектронщиков, контролирующих телеметрию всех ракет. У Михаила Абрамовича Шпигельзона, проживавшего в собственном коттедже, могущем посоперничать с иными виллами Палм-бич, случился взрыв бытового газа. По счастливой случайности никто кроме хозяина не пострадал, но труп владельца элитной недвижимости пришлось опознавать по коронкам на зубах. Замечания старого следователя, которому показались весьма странными некоторые следы, обнаруженные на месте происшествия, начальник райотдела милиции предпочёл не услышать.
На международной арене пуск тоже остался совершенно незамеченным. Потеря связи со спутником наблюдения, произошедшая за несколько минут до того, как он должен был выйти в район советского космодрома не вызвала обеспокоенности у дежурного оператора в Центре имени Линдона Джонсона. На орбите болталось огромное количество мусора, к тому же и метеоритный поток ожидался… Да и не ожидал дежурный от Советов никакой подлянки – СССР на днях развалился, что бурно праздновали всем Центром почти неделю.
