Не возражаю против публикации того, что осталось от подлинных фактов после литературной обработки наших документов. Приобретём часть тиража в качестве пособия по дезинформации. Жаль, что автор отказался сотрудничать с нами, ссылаясь на плоскостопие, тугоухость и диплопию. Несмотря на это, прошу передать ему наилучшие пожелания! Полагаю уместным издать рукопись под псевдонимом.
Искренне ваш, сэр Роджер Гриффин, О. Б.
Дорогой поклонник моего таланта!
Знай, что послание сэра Роджера насквозь лживо и опубликовано вопреки моим многочисленным протестам!
Плоскостопие! Диктуя эти строки, я с удовольствием разглядываю свои ноги и ещё раз убеждаюсь, что не зря трачу деньги на уход за ногтями. Они безупречно отполированы! Сплетни о якобы присущей мне тугоухости – плод невежества злых языков, принявших за слуховой рожок сибирскую курительную трубку. Она дорога мне как память о двух юных шаманках, после разрыва с которыми я навсегда забыл о диплопии. Да что там! О прекрасном состоянии моего организма лучше всего свидетельствуют переход через пустыню Тхар и годы, проведённые по ложному доносу в тюрьме Джаландхара!
Должен ли я после этого скрывать своё имя? Я гордо пронёс его через все испытания, начиная с рождения при помощи щипцов, и на вопрос о псевдониме отвечаю решительным <Не верю своим глазам! – Редактор>. Подозреваю, что под видом псевдонима замышляют использовать анаграмму имени самого <Явная описка! – Редактор> или, чего доброго, одной из его <Очень неразборчиво и бездоказательно! – Редактор>.
Теперь о документах, с которыми меня ознакомили почти насильно. Не знаю, как сэр Роджер завладел ими и почему предал огласке. Не найдя в них ничего примечательного, я был вынужден использовать упомянутые тексты для создания ряда побочных сюжетных линий уже готового романа. Всякий порядочный человек, не лишённый зачатков интеллекта, легко отыщет эти редкие вкрапления и признает, что детище моего литературного дарования – самостоятельное и значительное художественное произведение.
Несокрушимость этого постулата позволяет мне не вступать в дискуссию о так называемой «литературной обработке». Впрочем, докучливые скептики всегда могут бросить мне перчатку и попробовать сохранить лицо в честном споре. Найти меня легко, я частенько убиваю время в баре «Под рингом», где всякий может проверить вескость моих аргументов.
Не собираюсь объяснять типам с IQ выше семидесяти, что все имена и географические названия в романе искусно подменены, а объяснения непонятного даны в конце романа. Встревоженных читательниц успокою: приватные сведения списаны моей златокудрой музой из гостевых книг кантри-отелей, в которых она тоже была счастлива. Это ли не лучшая гарантия конфиденциальности?
Выражаю благодарность российским мелиораторам в Джаландхаре. Мой невольный друг Александр Кузьмин так умело руководил их работами, что я без труда покинул опостылевший застенок через прокопанный сквозь него арык. В знак признательности я передаю Александру исключительные права на публикацию и чтение моих романов. Надеюсь, это возместит ущерб, нанесённый его репутации, и позволит лучше питаться в заключении. Уверен, что оно не затянется! Ведь осиротевшие землекопы не допустят, чтобы их заработанные в поте лица пайсы ушли на оплату адвокатов и бонусы тюремной охране.
Имеющиеся в моем распоряжении материалы будут издаваться и впредь, по мере их беллетризации. Увы! Визионеры могут касаться бумаги лишь золочёным пером романиста, заправленным чернилами фирмы «Гриффин и К
