Много лет назад, во времена, ставшие легендой…
Кузнечный горн горел сапфирами в свете многочисленных солнц Аннуна. Металл, который не был металлом, истекал вспышками инспайров в мерцающий воздух, обретая форму. Феи склонялись над их изделием, по очереди опуская молоты на лезвие. Мерлин, старший и сильнейший, сунул обнаженные руки в огонь, чтобы вылепить из тающих кристаллов эфес.
– Уже готово? – Голос прозвучал из темноты в глубине помещения.
– Скоро, – ответила Андраста[1], поднимая голову, чтобы перевести дыхание.
Морской ветер со свистом врывался в открытые двери холла. Острый привкус соленой воды и водорослей проник в горло Андрасты. Она бросила взгляд на своего возлюбленного, ожидавшего в тени.
– Осталось всего одно, – сказал Мерлин, когда эфес и лезвие с шипением соединились. – Ты уверен, что хочешь этого?
– Уверен, – ответил тот, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.
Мерлин кивнул и положил на эфес морщинистую руку. Феи последовали его примеру. Андраста была последней. Ей бы следовало радоваться, делая это для него. Богиня и смертный. До этого она любила многих мужчин и женщин в Итхре, но никогда у нее не было такого, как он. Так почему ее терзает неуверенность? Почему ее кости – вернее, некое их подобие – дрожат при виде этого дара?
– Я в долгу перед вами, – сказал он, обращаясь как бы ко всем сразу.
Мерлин, конечно, подумал, что это относится к нему, но Андраста знала, что эти слова сказаны только для нее. Его голос прозвучал так искренне, что она отбросила свои опасения как сомнения гордой женщины. Она исполнила его приказы – согнула свою волю, чтобы сделать это. Кузнечная работа была самой легкой частью.
Они работали как единое целое, распутывая истории, что соединяли их, и находя общие нити. От Мерлина, перворожденного, взяли коварство. Нить Нимуэ[2] была более изысканной: сила духа. Нить Пака была яркой: он дал желание. Двойняшка Андрасты бог Луг дал силу. Дар Андрасты был множественным, и это была власть. Были и другие дары, помельче, от мириад фей: память, предвидение, обаяние… И каждый дар истекал из фей блистающим инспайром, прежде чем погрузиться в меч. Андраста ощущала, как ее собственная сила уменьшалась, когда она вжимала свой дар в металл. «Это ничего не значит, – думала она, – потому что, когда все будет сделано, для нас всех появятся истории».
Наконец, увидев, что все в порядке, феи отступили. Андраста подошла к возлюбленному и прижалась к его лбу своим блестящим от жары лбом. Он посмотрел ей в глаза тем взглядом, который ее восхищал: он говорил ей, что знает ее так, как никогда не знал ни один смертный.
– Готово, любимый, – произнесла она.
Он поцеловал ее в щеку, а потом шагнул мимо нее, чтобы посмотреть на то, что они сделали. Остальные, вся семья Андрасты, тяжело дышали. Свет инспайров, окружавший их, стал тусклым. Все они ослабели от усилий творения. И смотрели, как он достал оружие из огня. Оно зашипело, обжигая его ладонь, но он не обратил внимания на боль. Он взмахнул рукой, и инспайры потекли по его мышцам, исцеляя сожженную кожу.
А он пристально всмотрелся в меч.
– Он безупречен, – заверила его Андраста.
Она никогда не создавала ничего столь прекрасного и столь могучего. Нити фей вплелись фиолетовым с золотом рисунком в хрустальный эфес и в лезвие. Когда он поворачивал меч, свет, падавший в открытые двери, отражался на лицах окружавших разноцветными пятнами.
