Толстой врал. Все его книги про так называемую любовь – сплошное враньё. Что вообще мог знать о любви человек, который в первую брачную ночь в своем дневнике написал о жене «Не та». И с той самой «нетой» он прожил десятки лет, едва не доведя ее до психиатрической клиники.
Вот что он писал о семьях? Все счастливые семьи счастливы одинаково, несчастные несчастны по-своему. Лжец!
Как раз-таки счастье в семьях всегда одинаково. А вот несчастье у каждого свое. Только причина у него одна – смерть любви.
Когда умирает любовь, семья становится несчастной. Когда любовь жива, каждая семья счастлива по-своему. Несчастье в семье всегда имеет образ неумытой скандальной бабы. Она грязна, неопрятна, не умеет готовить и целыми днями орет. А счастье у каждого свое.
Для кого-то счастье иметь трое детей, для кого-то – вместе путешествовать, для кого-то – смотреть новые фильмы или готовить вкусную еду. Только вместе. Такое вот счастье, тихое и уютное. Но никогда не одинаковое.
Мысли Марты прервал резкий звук велосипедного звонка. В ее уши стали один за другим литься давно забытые земные звуки: музыка из кафе, чей-то смех, лопающиеся от огня каштаны, сигналящий автомобиль, шкворчащее на раскаленных углях мясо. Затем стали приходить запахи. Самым ярким из них оказался запах перегнивших листьев. Запах смерти, подумала Марта. Ах да, последний день ноября, вспомнила она: сегодня умирает осень.
Ноги пронзил режущий холод. Она посмотрела вниз: Марта была босая. В конце осени босиком. Почему? Почему ей никто не сказал, что она босая? Она ходила по городу, где в субботний вечер было огромное количество людей, но никто не обратил внимания на ее босые ноги. Не все ли теперь равно, подумала она. Марта закрыла глаза, вдохнула запах гнилых листьев, перед глазами возникло лицо мужа, его пухлые губы, с ненавистью выдающие уничтожающие слова. Идиот, подумала Марта. Потом она увидела сына: его вечно лохматые волосы и дерзкий подростковый взгляд. Люблю тебя, Малыш, сказала Марта. Потом она вспомнила о Нем. О том, ради кого разрушила свою привычную жизнь, ради кого существовала на этом свете последний год, задыхаясь от удушья, которое принято называть Любовью. Ненавижу, послала Марта Ему свою последнюю мысль.
Вряд ли она до него дойдет, зависнет в космосе звездой, которая погаснет от такой черной ненависти.
Марта выдохнула и сделала шаг. Вода в море в это время суток была беспросветно-мрачной. Ну что, вперёд, подбодрила себя Марта и прыгнула в воду.
Она плыла, задыхаясь от холода и волн, пока руки не занемели и пока ее тело не парализовало ледяное равнодушное ноябрьское море. Выпотрошенное сердце уже давно ей не принадлежало.
Испуганные прохожие на набережной громко вызывали скорую и полицию. Кто-то снимал на видео тряпичное тело Марты, которое теперь болталось посреди моря словно поплавок. Ну вот теперь и про меня напишут в новостях, отозвалось в ее голове завершающим аккордом.
Марту не спеша и бережно проглотили мрачные волны.
«Дай свою руку», – скомандовала Вера, обращаясь к тому, с кем Марта планировала создавать семью. Антон покорно протянул ей левую руку ладонью вверх. Вера взглянула на его хиромантические линии и отпрыгнула от Антона, словно ее ударил мощный электрический разряд.
«Ты, ты, – запиналась Вера, – как? Как ты вообще живёшь? Что ты здесь делаешь? Ты прожил все жизни, которые тебе отведены. Ты сейчас проживаешь лишнюю жизнь. Тебя не должно быть на этом свете совсем!»
