В тысяча пятьсот шестидесятом году пятнадцатилетняя Лукреция, дочь Козимо I Медичи, покинула Флоренцию и переехала к супругу Альфонсо II д’Эсте, герцогу Феррары.
Не прошло и года, как девушка умерла.
Официальной причиной смерти назвали «гнилую горячку», однако слухи утверждали иное: Лукрецию убил собственный муж.
Вот перед вами, на стене, портрет
Моей последней герцогини. Свет
Не видывал такого мастерства!
Глядит, словно живая, с полотна…
Роберт Браунинг. Моя последняя герцогиня
Женщины <…>, скованные хотеньем, причудами, веленьями отцов, матерей, братьев, мужей… почти все время проводят в четырех стенах, томятся от безделья, и в голову им лезут разные мысли…
Джованни Боккаччо. Декамерон[1]
Fortezza[2], неподалеку от Бондено, 1561 год
Лукреция садится за длинный, влажно поблескивающий стол с еловым венком посредине, уставленный блюдами и перевернутыми кубками. Муж сидит не напротив, как обычно, а рядом – если захочется, можно положить голову ему на плечо; он разворачивает салфетку, поправляет нож и пододвигает свечу, и внезапно Лукреция видит мир будто через цветное стеклышко – или, напротив, в истинных красках. Приходит озарение: муж задумал ее убить!
Ей шестнадцать, со дня свадьбы не прошло и года. Почти весь день супруги провели в дороге: выехали из Феррары с восходом солнца, чтобы успеть засветло, и отправились на северо-запад провинции, в охотничье поместье – по крайней мере, так сказал муж.
«Но это вовсе не охотничье поместье!» – удивилась про себя Лукреция, добравшись до места. Над нею грозно возвышалось здание из темного камня. С одной стороны к нему примыкал густой лес, с другой – извилистая река По. «Зачем ты меня сюда привез?» – хотела спросить Лукреция, однако молча последовала за мужем через влажные ветви деревьев по изогнутому аркой мосту и въехала во двор причудливого здания в форме звезды. Оно сразу показалось ей до странного пустым.
Лошадей увели, Лукреция сняла промокшую накидку и шляпку, а муж наблюдал за ней, став спиной к очагу. Теперь супруг жестами подзывает слуг из полумрака коридора и велит накрыть на стол, порезать хлеб, налить вина в кубки. Ей тотчас вспоминается хриплый шепот золовки: «Во всем обвинят тебя».
Лукреция сжимает край тарелки. Несомненно, муж хочет ей смерти: его намерение ощутимо, словно на ручку ее кресла присела темнокрылая хищная птица.
Вот зачем они приехали в эту безлюдную глушь! Муж увез ее в каменную крепость, чтобы убить.
От потрясения Лукреция на миг покидает собственное тело и парит под сводчатым потолком, наблюдает за собой и мужем: они сидят за столом, едят бульон и подсоленный хлеб. Альфонсо наклоняется к ней и что-то рассказывает, положив руку на ее обнаженное запястье, а она кивает и говорит о живописной дороге к охотничьему поместью, будто между ними все по-прежнему, словно это обычный ужин, после которого они отправятся в постель.
Только это неправда. Зависнув под сырым каменным потолком, она вспоминает скучную дорогу: долгие часы по обледенелым полям, хмурое небо, уныло повисшее над голыми деревьями. Муж пустил коня рысью, и Лукреция милю за милей тряслась в седле; спина отзывалась болью, а мокрые чулки до крови натерли ноги. Подбитые беличьим мехом перчатки не спасали от холода, а лошадиная грива вскоре покрылась изморозью. Муж ехал первым, два стражника скакали по сторонам. Когда город остался позади, Лукреции захотелось пришпорить лошадь, ударить пятками по бокам, полететь над землей и камнями… увы, нельзя: место Лукреции за мужем или сбоку, если он позовет, но никогда – перед ним. И они продолжили путь рысью.
