Лиловым просачивался свет сквозь некогда собственноручно
расшитые занавески на кристально–чистых окнах. Солнечный зайчик
скользил по натертому полу и расшитому розами дивану, понимался по
столу к аккуратным фарфоровым чашечкам. А потом убегал в угол к
камину, на котором ровным рядом стояли глиняные статуэтки птиц, и
пропадал в тени самарийской кликуши, косящейся на окно бусиничными
глазами.
Я завязала тесемку на очередном мешочке и со вздохом поставила
на полку. На той уже красовалась пара десятков точно таких, разве
что завязки разные. Белые помечали сбор от хвори, серый — для
мужчин, сиреневый — я любила этот сбор больше всего — для радости
душевной. Рядышком примостился зеленый, от сглаза. И еще много
хороших и не очень, а то и совсем темных. Последние недолюбливала,
времени много, сил много, зато после — будто душу наизнанку
вывернули. Нехорошо от такого сбора даже самой ведьме. Да вот
только в последнее время именно они спросом и пользовались. Совсем
люд одичал. Раньше поругаются с соседом, морды набьют, и разошлись,
а поутру будто и не бывало, глядишь, вместе сивуху хлебают. А
нынче… Ладно бабы, они рады сопернице волосы повывести да морду
испортить, а мужики–то… Только и слышно, чтобы измором.
Я бы так и стояла, смотря на зелья, сотворенные собственными
руками. Но нужно было собираться. Вчера гонец наведывался. Я его
ждала с момента, как погибла Розалия. Глупо и безнадежно, без права
воскреснуть. Сгорела в драконьем пламени. И чего понесло в глушь?
Кто ж знал, снадобья да заговоры на одной силе не сотворишь, травы
нужны да коренья. Мне никто не говорил о ее смерти, и не нужно
было. Я почувствовала ее боль секундной вспышкой и ознобом по всему
телу в момент, когда заговаривала очередной сбор. Лесная птица
тоскливо вскрикнула, когда я осела на пол и, уткнувшись в остро
пахнущие травы, заплакала. Хоть и не родные, а все же… Ведьма. А
значит, своя. Одной силой связаны покрепче родственных связей.
Горевать, правда, пришлось недолго. Уже к обеду стучал гонец.
Я приняла закрепленную сургучом бумагу, внимательно
вчиталась.
Ответ дала краткий, размашистым почерком, подтвердив свой долг
служить королевству. Так уж заведено: на место погибшей ведьмы
должна прийти новая. Не может Симирал без ведьмы. Всю жизнь они
состояли при дворе. Кто же еще, кроме ведьм, с артефактами да
древними заклятиями справиться может? А уж как началась война…
Я смахнула накатившую слезу. Негоже ведьме плакать. Не время.
Так уж вышло, в неспокойное время живу. Глянула в сияющее чистотой
стекло окна, занавешенного цветной шторой, сама цветами вышивала.
Обвела комнату любовным взглядом. Вернусь ли? За годы войны ни одна
ведьма не вернулась. Скорее всего, и мне дороги назад не будет.
Я поправила тугой ворот платья, посмотрела на себя в небольшое
зеркало, висящее у выхода. Темно–пепельный волос оттенял светлую
чуть оливковую кожу, на которой ярко выделялись темные глаза. Я
невесело улыбнулась себе. Что останется от моей красоты через
месяц? Заговоры, порчи, проклятия вытянут все. Видела я тех молодых
ведьм, что возвращались после кровопролитных боев. Поседевшие
раньше времени, с серой кожей и мутными от множества бессонных
ночей и жутких проклятий глазами, смотрящими на мир с единственным
чувством — ненавистью. Иссушенные, сгорбленные старухи. Все
вытягивало древнее ведовство. Везло только тем, кто умел общаться
напрямую с артефактами. Им не только позволялось работать с самими
правителями, но зачастую многие артефакторши становились дамами при
дворе, женами величественных лордов. Ведь всем известно, что,
только используя силу древних артефактов, маги могли добиться
высших успехов в колдовстве и обрести положение при дворе. А уж как
завладеть той силой, ясно дело — завладеть артефактором. И чем
сильнее последний, тем более могущественен ее лорд.
