В тот день Мо с Эрном спустились к реке за рыбой и нашли самое глубокое место. Старые сети, давно припасённые дедушкой, пришлись к месту, – такие как раз надо ставить вдвоём. Запутанные нити требовалось разобрать, чем и занялись на берегу.
– Нынче сон приснился мне дивный… – начал вдруг Эрн, осторожно раскладывая сети, – только вот припомнить не могу… Что-то о наказании… То ли надобно наказывать за грехи, то ли не надобно… – не припомню уж…
– И кому наказывать предстоит? – Мо помогал воину раскладывать самый запутанный моток.
– Да не… то я так… – ответил Эрн, – вопрос сей давно уж волнует меня… Помнится, говорил ты прежде о том, что нет надобности в наказании свыше… Но всё же… должно же быть хоть какое-то наказание за дела грешные!
Дедушка оставил работу, присел на ближайший камень и долго с задумчивостью глядел на воду. Эрн продолжал раскладывать сеть, с любопытством поглядывая на Мо.
– Ещё бы! – ответил Мо, – Он приготовил для каждого из нас самое страшное своё наказание… – тут голос дедушки будто задрожал, – оно страшнее самых адских мук.
– И что это за наказание такое? – Эрн взволнованно повернулся к дедушке и, кажется, даже сжался в ожидании чего-то страшного.
– Его бесконечная Любовь к каждому из нас… Нет большего наказания, как только мы прикасаемся к ней. И нам не избежать этого… – дедушка склонил голову и замолчал.
– Любовь? Наказание? – Эрн не мог связать в разумении своём эти два слова.
Мо с улыбкой взглянул на своего друга, присел на камень, что лежал у воды, долго глядел на воду, после чего продолжил:
– Я бы мог сейчас поведать тебе о мире… о том, как всё в нём устроено… сказать тебе множество возвышенных слов о Боге… али устрашить неумолимостью исполнения законов Его… Но… знаю – то всё – пустое… – во всём том не будет Тебя – твоего дна, начала твоего, твоих самых глубоких чувств… Расскажу-ка тебе одну историю… и сам всё поймёшь… – безо всяких разъяснений… – душа твоя услышит…
⎯ Давай! ⎯ обрадовался Эрн, заканчивая раскладывать сети.
– Я уже один, без отца Михаила пришёл в Весь Ёгонову, – начал Мо, – Как простились с ним в Ярославле, так с тех пор один я по Руси бродил. Он при расставании попросил меня по случаю места его родные посетить да близких навестить, потому как сам уж не в силах был.
В Веси переночевал и с утреца ⎯ в дорогу. Помнится, иду и думаю: направо ли идти – к Лекме, где вырос отец Михаил али прямо – через Ёгну в Макарово и к Любегощам… где молодость его прошла?
Решил – пойду до развилки, а там видно будет: глядишь, мир и подскажет. И не поверишь! Не успел к развилке подойти, как сзади телега догоняет. «Забирайся, добрый человек, коли по пути, ⎯ предложил мужичок лет сорока, ⎯ мне ⎯ в Устюжну, если что».
Ну, коли так, думаю, забираясь в телегу, стало быть, в Ëгну первым делом и направлюсь.
До поворота к деревне путь недолгий, а за разговором, так и вовсе дороги не заметил. Возничий ⎯ Никифором звали его – кузнецом оказался из Веси, в Устюжну за железом подался.
Так и добрался.
Эрн разобрался с сетью и сел рядом с дедушкой на ближайшем камне.
⎯ В деревне устроился на постой, – продолжил тот, – к Ефросинье. Женщина лет сорока жила одна с двумя детьми. Муж погиб. Покуда та в доме возилась, дров ей наколол к зиме, воды из колодца наносил… ⎯ словом, по хозяйству помог. А к вечеру благодарная Фрося ужин на стол собрала. Огромный ароматный каравай ставит, квасу хмельного крынку, да улыбается довольная: «Спасибо, Алёша, подсобил старухе!»
За столом разговорились. Рассказал я ей, что могилку ищу одну. Объяснил, что мальчик Мишаня – сын друга моего, монаха – годков двадцать назад погиб здесь при пожаре.
– Хм… Мишаня, говоришь, ⎯ призадумалась та. ⎯ Да не ту ли могилку ты ищешь, – развела руками, – что рядом с Петром, – под кривой берёзой?!
