…опьяненные властью и страхом ее потерять, они готовы переступить черту, не подозревая, что триумф их будет мимолетным, а ветер перемен уже коснулся их спин.
В мире, сотканном из теней и тайн, где вампиры, оборотни и ведьмы веками хранили своё существование вдали от людских глаз, сгущалась межрасовая гроза. Хрупкое равновесие, поддерживаемое сотнями тысяч лет негласных договоров и осторожных компромиссов, теперь трещало под напором надвигающейся бури. Напряжение вибрировало в воздухе, ощущалось в каждом закоулке тёмных аллей и в помпезных залах древних поместий.
Когда вампирская раса, словно зловещий морок, разрослась, заслонив собой остальные народы, в их сердцах вскипела гордыня, отравившая их сознание верой в собственную исключительность.
Подчинение стало законом, а несогласие каралось смертью, тела мятежников превращались в зловещие знамена, предостерегающие остальных. Страх сковал волю существ, но искры непокорности все еще тлели под пеплом смирения.
Одна из ведьм, «свободная духом и непокорная сердцем Азазель», отказалась присягать на верность новому Лорду Эстаферу. Покинув родной кров, она предпочла изгнание, чтобы не навлечь беду на свой ковен. Но странствия ее были недолги, она привлекла внимание вампиров.
Дерзость ведьмы стала ударом по самолюбию Лорда, угрозой его безграничной власти. Сотня вампиров, словно стая голодных волков, обрушилась на изгнанницу. Но ведьма, подобно разъяренной тигрице, сражалась отчаянно и яростно, унося с собой жизни палачей, прежде чем ее голова, словно сорванный цветок, не покатилась по земле. Безжизненное тело, было выставлено на главной площади Эсворда, а затем предано огню.
Отчет о кровавой схватке заставил Лорда Эстофера задуматься. «Ведьмы – не просто пыль под ногами, а спящий вулкан, готовый взорваться в любой момент».
Страх перед восстанием ведьм, перед неминуемым концом вампирской власти, терзал его душу. Даже видя их склоненные головы и слыша клятвы верности, вампир не мог избавиться от ощущения, что ходит по лезвию ножа. «Я должен сохранить свою власть!» – эта мысль, подобно навязчивой мелодии, звучала в его голове.
Собрав совет, лорд Эстофер, чье лицо омрачали тени предчувствий, поделился своими опасениями. Клан, словно ведомый единым змеиным разумом, поддержал его леденящее душу решение: «Искоренить их всех, пока в их сердцах не зародилось зерно мятежа!» Луна сменила лик свой трижды, пока в мучительных совещаниях ковался зловещий план.
На рассвете следующего дня, десница Эстофера, облаченный во все величие своей должности, в сопровождении блестящей свиты, возвысился над площадью и провозгласил громогласно:
– В сумерках грядущей недели, да грянет пир, где будут коваться судьбы народа! Во главе первых приглашенных – вождь Шакро, предводитель волколаков, и да не посмеет никто отказаться! Каждый, от мала до велика, от старца до юнца, должен предстать пред Лордом Этофером, ибо неявка – есть хула, нарушение клятвы, данной правителю! – бросив ледяной взгляд на копошащуюся толпу, словно оценивая ее на вес, советник отбыл, оставив за собой лишь эхо своих слов.
Площадь взорвалась гулом, подобно потревоженному улью. Негодование, благодарность, перешептывания – все сплелось в какофонии. Шакро, словно стрела, пущенная из лука, помчался в свои покои, созывая братьев на совет.
За полночь, в мрачной тишине, разгорелся жаркий спор. Одни видели в приглашении добрый знак, луч света в темном царстве, другие же – зловещую тень, предвестницу беды. «Идти или не идти?» – вопрос, расколовший стаю на две части. Время утекало, но решение было принято – явиться! Гонцы понесли весть в горы, созывая охотников домой.
Шакро же, словно прикованный к стулу, погрузился в пучину раздумий. «Что ты задумал, Эстофер?» – вырвалось из его уст рычание, словно предсмертный стон раненого зверя. Написав письмо, Вожак передал его гонцу, а сам растворился в ночной чаще.
