Я смотрела на подругу, сидящую напротив, которая с таким усердием дула на чашку с горячим кофе, словно от этого зависела её жизнь.
– Марин? – Я напомнила, что вообще-то, она не одна в этой кофейне.
За столом ещё есть я. И это она, между прочим, позвала меня. Я-то никуда выбираться в собственный выходной не собиралась, даже вставать с дивана не планировала, но пришлось тащиться по морозу и гололедице в «наше» место.
– Понимаешь, – протянула Марина, отводя взгляд в сторону.
Я посмотрела туда же. На подоконнике светилась поочерёдно золотистыми и красными огнями ёлочка, сверкали шарики и банты таких же цветов, рядом стояли коробки с подарками и покачивал фонариком игрушечный Санта Клаус с тщательно спрятанным электрическим проводом прямиком из, простите, задницы.
– Ну? – уставилась я на подругу, заставляя её всё-таки обратить на меня внимание.
Я здесь! Приём, приём! Ответьте!
– Понимаешь, – повторилась Марина. – По поводу нового года… там будет Родион, и…
– И что? – уставилась я на подругу.
Родион – мой бывший муж. Расстались мы, можно сказать, мирно. Имущество не делили, тарелки не били, вообще вели себя, как цивилизованные люди. Друзьями, правда, нас нельзя было назвать, но от его имени я точно не падала в обморок, не вопила дурниной от отчаяния, не неслась к знахарке с целью приворожить, отворожить, присушить, отсушить или нагнать на него бубонную чуму вкупе с сибирской язвой, скарлатиной и поносом.
А надо бы… надо бы, но эту мысль, как девушка цивилизованная, не лишённая интеллекта, образования и воспитания, я от себя упорно отгоняла.
– Он будет не один, а с этой… Алёной, – Марина заметно сморщилась, будто проглотила что-то мерзкое, а не произнесла обычное имя «Алёна». – Поэтому мы решили, что тебе лучше не приходить. Вот…
Марина смотрела на меня несчастным, виноватым взглядом, скривив пухлые губы.
– Понятно, – всё, что нашлась я ответить.
– Ты только не расстраивайся, – залепетала подруга. – И не переживай. Приезжай к нам первого или второго, в любой день приезжай! Ты же знаешь, мы тебя всегда рады видеть!
Всегда, конечно, всегда, только не в ночь с тридцать первого на первое, тогда они будут рады видеть Родиона со своей пассией. А я что? Я и дома посижу, посмотрю Голубой огонёк. Интересно, его показывают ещё по телевизору или отменили, как моё приглашение в компанию друзей?
– Тебе самой будет неловко, – продолжала лепетать Марина. – Только представь, будешь смотреть на эту сладкую парочку всю ночь. Фу! Ну и нам, сама понимаешь…
– Понимаю, – кивнула я, нацепив широкую, счастливую улыбку на лицо, которое, я надеялась, выглядело не менее счастливым.
– Честно говоря, глаза бы мои этого Родиона не видела, – приободрилась Марина. – И эту лахудру тоже! Но Родя же друг Серёги… – вздохнула она. – Понимаешь?
От этого просящего «понимаешь?» хотелось визжать. С чего вообще взяли, что именно я должна понимать, принимать и соглашаться? Ах, да, точно, Серёга, оказывается, друг Родиона, а вовсе не мой, как мне наивно казалось до этой минуты.
– Понимаю, – согласилась я. – Я пойду, Марин, не обижайся. У меня свидание через пару часов, нужно ещё накраситься и всё такое.
– Свидание? – у Марины загорелись глаза, она подпрыгнула на месте, уставившись на меня красивыми, светло-зелёными глазищами.
Выдаёт же кому вселенная внешность, и этот кто-то всегда не я.
– Ага, – продолжила я врать, изображая беспечность. – Его Егор зовут, врач, между прочим. Травматолог, – на ходу придумала я, бросив взгляд на улицу, где еле-еле передвигались прохожие из-за гололедицы и бугров с наледью вместо тротуара.
– Ого, – засияла Марина. – А какой он, расскажи, а?
– Я спешу, – напомнила я.
Нет, врать я, как оказалось, умела, вон, оказалось, что через пару часов у меня свидание с Егором-травматологом, но не любила.