В тесной комнате было так жарко, что Лейла старалась в своей одежде не шевелиться. Свой выбор она остановила на простой бежевой рубашке и брюках со строгим кантом (бюрократы вибрируют перед всем, что так или иначе ассоциируется у них с военизированными структурами). А вдобавок еще и черные туфли с глянцем. Однако дама, с пристрастием обшарившая взглядом Лейлу сверху донизу, не выразила своим видом ровно ничего, и ощущение было такое, будто стоишь в доспехах, но из бумажных пакетов. Чувствовалось, как по спине курсом на юг стекает струйка пота. Где-то в углу душного помещения страдальчески жужжал какой-то крупный жук (ушибся, что ли?).
Вот уже скоро два часа, как один из подчиненных полковника Зеи наказал Лейле: «Ждать здесь, за вами кто-то придет! Пожалуйста, вы должны не выходить за этой комнаты!»
Ладно, решила она поначалу. Лейла Меджнун[1] может и подождать, если на то пошло. Знаем мы эти уловки, типа «пускай эта с Запада посидит-потерпит, пока сама от себя не спечётся».
Лейла вынула свой блокнот. Она благоволила к стенографии Грегга[2]: строчила проворно внаклонку слегка приплюснутой скорописью, разобрать которую, кроме самой Лейлы и ее старшей сестры Роксаны, вряд ли кто и мог. Писала в основном на английском, с легкими вкраплениями пушту, а некоторые из значков походя изобрела сама. К луддитам[3] Лейла себя не причисляла, однако бумажным блокнотам доверяла больше, чем любой электронике. Их обычно оставляют при тебе даже тогда, когда забирают паспорт и планшет. Хотя однажды в охраняемой комнате аэропорта, напоминавшей допросную, у Лейлы из рук забрали и блокнот. Тот случай смотрелся особенно настораживающим. А вскоре после этого она занялась работой, в ходе которой судьба свела ее с солдатами в камуфляже, из которых один таскал при себе что-то вроде памятки-шпаргалки, прикрепленной на «липе» к внутренней стороне запястья. Такой же персональный органайзер Лейла завела и себе: очень удобно в пользовании. И тоже в стиле коммандос.
Мирясь со скукой и духотой, висящей в комнате текучим маревом, она все строчила свои пометки в расчете на то, что они помогут ей протянуть следующую неделю этих ее дел, не вызывающих ничего, кроме зеленющей тоски. По должности Лейла значилась внешним директором по Мьянме/Бирме. А дома в Нью-Йорке значился еще один директор – внутренний – по той же Мьянме/Бирме. Уже по дебилизму этих должностей следовало догадаться, что «Рука помощи» была низкопробной конторой. Хотя, судя по всему, с объемистыми карманами – как-никак штаб-квартира занимает два этажа в небоскребе в центральном Манхэттене. Ей же, Лейле, поручалось (ни больше ни меньше) поставить на ноги национальную программу (!). Во всяком случае, так ей внушали ее нью-йоркские боссы, наставляя как какого-нибудь полководца в ставке перед сражением. А на самом-то деле от нее потребовалось всего лишь арендовать помещение, обставиться офисной мебелью и присматривать за тем, кто как работает, и есть ли на местах недоделки.
Ну а помимо этого, двое (а может, и трое) нью-йоркских боссов Лейлы никак не могли согласовать между собой, в чем же все-таки суть миссии в Бирме (она же нынешняя Мьянма). Один считал, что задача «Руки помощи» – выявлять потенциально крепких стипендиаток для школы медсестер при Бостонском колледже. Другой же полагал, что назначение организации – организовывать клиники первой помощи на селе. И занимались эти боссы в основном тем, что бомбили Лейлу взаимоисключающими имэйлами; иными словами, злобным копанием друг под друга. Лейла же, в свою очередь, недооценила всю сложность осуществить что-либо в месте, подобном этой Мьянме (она же бывшая Бирма). Страна жила раздираемая войной, опустошенная распрями, и эта жизнь под нескончаемым деспотизмом становилась уже просто влом. Сами мьянманцы (или мьянмийцы? «
