1943 г. Вековечный Рейх.
Ораниенбург. Концентрационный
Лагерь «Заксенхаузен».
– За героя Вековечного Рейха! – перекрикивая пьяный ор подчиненных, громко провозгласил штандартенфюрер СС Антон Кайндль, комендант «Заксенхаузена», высоко поднимая очередную стопку, до краев наполненную шнапсом. – За оберфюрера СС, кавалера ордена Рыцарского Креста Железного Креста с дубовыми листьями и мечами! За нашего доблестного Роберта Хармана, господа офицеры!
Ну не мог пронырливый комендант концлагеря бездарно просрать такую шикарную попытку – прогнуться под персону, обласканную высшим руководством Германии, осыпанную высокими званиями и наградами Вековечного Рейха. Как говорится, не лизнешь, где нужно – не заснешь «в тепле»! А Кайндлю очень хотелось подольше задержаться на тепленьком и уже нагретом его задницей кресле коменданта концлагеря, которое будет куда как предпочтительнее «увеселительной» поездки куда-нибудь на восток, в зону ожесточенных боев с Красной Армией.
Уже основательно набравшиеся эсэсовцы одобрительно зашумели, наполнили стопки и с удовольствием присоединились к Антону. Кайндль залихватски накатил очередную дозу спиртного, даже не вспомнив, какую по счету. Где-то на самом краю сознания слабо забрезжила мысль, что такое поведение ему не свойственно. Но эта мысль как забрезжила, так и канула в пучине других, более комфортных соображений. Штандартенфюреру уже давно не было так спокойно и беззаботно, в окружении преданных подчиненных, сослуживцев и соратников по партии. Выпитый шнапс приятно согревал тело и душу.
«А ведь этот страшный и полубезумный русский Маг-старикан неожиданно оказался прав со своим дурацким обычаем, – подумалось коменданту, когда он с аппетитом вгрызся в кусок сочного жареного окорока, – такого единения со своими подчиненными он не испытывал еще никогда в жизни. И это оказалось неожиданно приятным ощущением.
– Зиг Хайль! – во всю глотку заорал Антон Кайндль, не сумев сдерживать распиравшее его чувство гордости за свою принадлежность к высшей немецкой расе. – Слава Великому Фюреру! Слава Великому Вековечному Рейху! Слава Великой Германской нации!
– Зиг Хайль! Зиг Хайль! Зиг Хайль! – с воодушевлением заревели упившиеся в хлам эсэсовцы, из тех, кто еще оставался в состоянии членораздельно выражать свои мысли и эмоции. Остальные лишь невнятно мычали, вяло дергая расслабленными членами, в жалких попытках «кинуть зигу».
Антон скосил глаза на сидевшего рядом оберфюрера, уронившего голову на грудь и не подающего никаких признаков жизни, разве что текущей из приоткрытого рта слюной, капающей с подбородка на форменные черные брюки с лампасами.
«А этот Хартман, на первый взгляд, выглядит как редкий служака-простец, – с одобрением подумал Антон, – не сноб и не аристократ голубых кровей, как тот же привередливый говнюк барон фон Эрлингер, что постоянно презрительно морщит свою лощеную харю при общении с комендантом. А чем, скажите, он лучше его, Антона Кайндля? Да они с ним даже в одном звании, но это не мешает господину барону цедить слова «через губу», как будто комендант концлагеря – человек второго сорта! А этот оберфюрер оказался крутым мужиком, – с потаенной завистью мысленно произнес комендант, – не погнушался даже по русскому обычаю выпить одним махом чертов стакан шнапса, наполненный до краев! Сам бы Антон так точно не смог…»
Штандартенфюрер в очередной раз оглядел упитого вусмерть виновника торжества, пребывающего в блаженной отключке.
«А ведь и вправду говорят, – вновь подумалось Антону, – Des einen Tod, des andern Brot [1]. Однако русские, Кайдль неоднократно слышал это от узников Заксенхаузена, говорят иначе: что русскому хорошо, то немцу – смерть!»
