Глава 1
Sehnsucht versteckt
Sich wie ein Insekt
Im Schlaf merkst du nicht
Dass es dich sticht
(Тоска прячется,
Словно насекомое,
Во сне ты не замечаешь,
Как она жалит тебя).
Sehnsucht – Rammstein
Лектор Виттельсбах остановился на пороге и подслеповато прищурился. Шпатц сложил газету и встал.
– А, герр Грессель! Я рад, что вы пришли! – герр Виттельсбах протянул Шпатцу руку, и тот с готовностью ее пожал. – Я только что приводил вашу работу в пример молодым студентам.
– Мне льстит ваша похвала, герр Виттельсбах, – Шпатц вежливо кивнул. – Но есть кое-какие моменты, которые я хотел бы обсудить в частном порядке. Я понимаю, что статус вольнослушателя не дает мне право на индивидуальную консультацию…
– О, не беспокойтесь, молодой человек! – Отто Виттельсбах был самым старым лектором в Стадшуле Билегебена. Месяц назад ему стукнуло девяносто три года, но ясности его суждений можно было только позавидовать. – Не в моих интересах ставить палки в колеса вашей карьере. Поэтому я и пригласил вас сегодня. Мне бы хотелось поговорить о вашем эссе о чистоте крови.
Взгляд прозрачных серых глаз лектора надолго задержался на лице Шпатца. Он почувствовал некоторое неудобство. Ему стало стыдно за ироничный тон резюме.
– Давайте пройдем в мой кабинет, герр Грессель, – лектор Виттельсбах направился к коридору, ведущему в правое крыло. Шпатц шел следом, не отрывая взгляд от трости, на которую опирался старик. Ходили слухи, что внутри этой самой трости спрятан клинок, что во время войны Виттельсбах был ранен, но все равно вернулся на фронт, и что этим же самым клинком седой преподаватель Стадшуле заколол не менее десятка вражеских офицеров, которым не хватило ума поверить, что калека может представлять собой хоть какую-то опасность.
Кабинет Виттельсбаха был похож на музей. На полках в стеклянных шкафах были аккуратно расставлены и разложены самые разные предметы – от образцов старинного оружия до вскрытых писем и вырезок из газет. Большая часть экспонатов на вид не представляла никакой исторической ценности – это были очки, блокноты, перьевые ручки и карандашницы, шелковые шарфы, модели автомобилей, искусственные цветы, перчатки… Как будто это были или предметы из лавки старьевщика, или «экспонаты» бюро находок в парке ластвагенов. Однако рядом с каждым предметом лежал листок с напечатанным на машинке текстом.
– Присаживайтесь, герр Грессель, – лектор пересек кабинет, ловко лавируя между стеллажей, шкафов и хрупких даже на вид этажерок. – Я хотел обсудить резюме вашей работы. Без лишних, так сказать, ушей.
Сердце Шпатца ухнуло вниз. Несмотря на свое более, чем близкое знакомство с виссенами, Шпатц так и не смог заставить себя относиться серьезно к доктрине о чистоте крови. Весь ее текст был больше похож на набор пропагандных штампов, чем на серьезный научный труд. Шпатц вспомнил, как декламировал для Клод и Лейзе тринадцать обоснований необходимости искоренения грязной крови, закутавшись в красный фланелевый халат и размахивая бокалом игристого вина, и его уши сразу заполыхали.
– Вам совершенно нечего стыдиться, герр Грессель, – Виттельсбах водрузил на нос очки, раскрыл лежавшую перед ним на столе картонную папку, пролистал несколько страниц, провел пальцем по строчкам. – Вот здесь вы пишете: «Я считаю доктрину о чистоте крови в некотором смысле полумерой. Будучи абсолютно согласным с ее автором, Карлом пакт Готтесанбиттерсдорфом, по всем пунктам, я удивлен, что он не пролонгировал свои выводы на все общество в целом, зациклившись только на виссенах и оставив без внимания врага не менее грозного – хронические и психические недуги. Как мы знаем, многие из них передаются по наследству…» Герр Грессель, как я понял, вы знакомы с доктором Готтерсанбиттерсдорфом лично?
