Гулкий стук в дверь прозвучал как похоронный звон. Не два вежливых постукивания, а три отрывистых, тяжёлых удара, от которых сдвинулась тяжёлая дубовая филёнка. Сердце Ариэль провалилось куда-то в пятки, оставив в груди ледяную пустоту.
Она знала, кто за дверью.
Не конкретно кто – имя, лицо – нет. Она знала что это. Олицетворение того кошмара, в котором её семья жила последние полгода. Тени, которые с каждым днем становились всё плотнее, всё реальнее.
«Не открывай», – прошептал внутри голос, дикий и испуганный. Но она слышала за дверью тяжёлое дыхание и понимала – неоткрытая дверь их не остановит. Они просто выбьют её.
Ариэль провела ладонью по дереву, чувствуя под пальцами шершавую краску. Этот дом был её крепостью всю её жизнь. Сейчас он превратился в ловушку. Она медленно, будто на эшафоте, повернула ключ.
На пороге стояли двое. Не карикатурные бандиты в кожаных куртках. Один – крупный, в дорогом, но безвкусном костюме, с лицом, на котором навсегда застыло выражение скучающего презрения. Второй – поменьше, в спортивной ветровке, его глаза бегали по прихожей, оценивая обстановку с профессиональным безразличием.
«Ариэль Стоун?» – голос у большого был низким, сиплым, как скрип ржавой двери. Он не ждал ответа. Он уже всё знал.
«Отец… его нет дома», – выдавила она, и голос прозвучал хрипло и чужим.
«Нам без разницы», – сиплый, которого звали Гриша, шагнул вперёд, заставляя её инстинктивно отступить. Его взгляд, тяжёлый и липкий, прополз по её фигуре от макушки до пят. «Время вышло. Твой папаша решил поиграть в прятки. Глупая затея. Мы всегда находим. Или находим того, кто поближе».
Он кивнул в её сторону. Второй, в ветровке, беззвучно закрыл дверь, оставшись стоять у выхода. Блокпост.
«У нас нет денег», – сказала Ариэль, сжимая кулаки, чтобы они не дрожали. Она чувствовала себя загнанным зверем. «Скажите вашему боссу…»
«Нашему боссу плевать на твои слова, девочка», – Гриша прошёлся по гостиной, его пальцы скользнули по спинке маминого кресла, и Ариэль содрогнулась. «Ему нужны цифры. Конкретные. Три миллиона долларов. Или их эквивалент».
Он остановился перед семейной фотографией. Счастливые лица, солнце, другой мир. «Мило», – бросил он и отвернулся.
«Мы пытаемся продать бизнес…» – начала она, чувствуя, как звучит эта фраза – как жалкий, никчемный лепет.
«Бизнес ваш уже никому не упал, его раздербанили на запчасти, – отрезал Гриша. – Вы что, до сих пор не поняли? Вы в дерьме по самую маковку. И если через сорок восемь часов на нашем счету не будет этих денег…» Он повернулся к ней, и в его глазах не было ни злобы, ни ярости. Только холодная, безжизненная пустота, от которой кровь стыла в жилах. «…мы начнём отбивать их с твоего папаши. Кость за кость. Потом перейдём на маму. А потом…» Его взгляд снова медленно пополз по ней. «…дойдём до тебя, красотка. И с тобой мы будем развлекаться долго. Очень долго».
Мир сузился до точки. До этого взгляда. До этих слов. Ариэль почувствовала, как пол уходит из-под ног. Она прислонилась к стене, чтобы не упасть.
«Что… что мне делать?» – прошептала она, и в этом шёпоте был сломлен весь её дух, вся её гордость.
Гриша ухмыльнулся, будто ждал этого. Он достал из внутреннего кармана пиджака не конверт, а обычный, смятый листок бумаги. Чек из блокнота. На нём было написано одно имя и адрес.
«Есть один человек. Единственный, кто, возможно, согласится помочь с таким… деликатным делом». Он протянул листок. Ариэль механически взяла его. Бумага была холодной.
«Магнус Вейл», – прочитала она вслух. Имя показалось ей тяжёлым и чужим на языке.
«Передай ему, что от Григория. И что долг Стоунов теперь его проблема. Если он согласится её принять». В голосе сипого прозвучала странная нотка – нечто среднее между страхом и уважением.
