Москва – Петербург – Москва, март 2007 года
Звонок застал Матвея на площади трёх вокзалов, на полпути к парковке, где ждал служебный автомобиль. Он остановился напротив входа в Ленинградский, остерёг взглядом нацелившегося поклянчить копеечку маргинального человека в шляпе-котелке, трижды проговорил в телефон двоюродной сестре успокаивающую мантру, но всё было напрасно: «он её держит», «избил», «полицию страшно вызывать», «спаси». Слова умирающей женщины столпились в голове, загудели тоской, на виске забила тревогу тонкая, как нить, жилка.
– Я перезвоню. Через пять минут, – Матвей сбросил разговор и достал сигарету.
С армейским другом Веретенниковым, который лет пятнадцать назад осел в Питере и имел там кое-какой вес, телефон не соединил, сослался на недоступность абонента. Матвей откусил у сигареты фильтр, не глядя выплюнул его в кучу малорослых иностранных туристов, галдящих неподалёку. Девушка-гид с красным флажком на длинной палке прикрыла узкой спиной своих подопечных, заторопила мяукающими командами к вокзальным дверям. Матвей закрутил, разминая, сигарету между большим и указательным пальцами, снова набрал номер Веретенникова и снова получил отказ.
Маргинал оттянул кожу на висках, скривил вслед туристам гримасу, быстро переключился, ударил по тротуарной плитке лихим степом перед приезжим в норковой шапке. Молния на сальной куртке маргинала расслабилась, отпустила отвороты, на груди сверкнул красно-жёлтым шёлком женский платок. Матвей в прошлом году купил такой же в «Биркинд». Купил в качестве приманки, и, что интересно, платок быстро нашёл себе нежную женскую шею, лёг необычным узлом, но вскоре исчез. «Забыла в кафе или не помню где», – мило прошептали на ухо самые сладкие губы этого мира, а карие глаза усмехнулись, не ища оправдания. Занятно.
Телефон завибрировал, уколол в ладонь. Щелчок пальцев отправил полностью готовую для употребления сигарету в ближайшую урну.
– Матвей, ты уверен, что там что-то серьёзное? Просто сейчас в Хельсинки с семьёй. Планировал вернуться через неделю. Ты разберись. Если это не женская истерика…
Конечно это женская истерика. Эта хрипящая лента слов двоюродной сестры, летящая из больничной палаты в родной Самаре. Её дочь, Ирина, сейчас в Питере. Дочь прислала матери эсэмэску с предмогильным текстом и перестала выходить на связь. Если бы точно знать, что это только женская истерика… Занятно, что платок у маргинала повязан тем самым необычным узлом… Матвей перезвонил сестре, попросил перекинуть последнее фото Ирины – не видел племянницу с выпускного. Неспешно прошёл девяносто четыре шага до парковки. Потоптался вдоль селенитового бока служебного авто, доводя счёт шагам до ста. Забросил портфель на заднее сиденье, велел водителю ехать домой. Пошёл назад, в сторону вокзала, на ходу проверяя паспорт, бумажник, перекладывая ключи во внутренний карман под надёжную молнию. Как нож масло, прорезал толпу перед дверью с надписью «Вход разрешён», в ВИП-зале оформил билет в бизнес-класс. На перроне прижал полы пальто руками, хорошо зная резкий нрав здешнего ветра: «Помню, помню тебя, приятель, соскучиться не успел».
Стройная Дама Вагона прочитала настроение, устроила в пышном кресле, сложила из брусничных губ улыбку:
– Меня прислали железнодорожные боги. Любое желание из списка.
– Крепкий сон, дрожание ресниц без открытия глаз (даже на минутной стоянке в Твери) … Ах да. Ещё тапочки.
– Исполнено, – Дама Вагона укутала ноги Матвея пледом и приказала поезду: – Лети.
***
Перронный ветер выдул отельный уют вагона, тронул холодом щёки, пролез под воротник. Голова запаниковала, завела свою любимую зануду про менингитные сквозняки. Матвей прогнал всю эту чепуху, вдохом впустил питерское настроение, сменил московскую походку на нормальную, но четверть часа потратил в торговом центре: на третьем этаже купил хулиганку-восьмиклинку и только потом вызвал такси. Адрес дал неправильный, с тем расчётом, чтобы пройти пешком полный квартал до дома, в котором Ирина снимала квартиру. Зачем?
