Не говори: «отчего это прежние дни были лучше нынешних?», потому что не от мудрости ты спрашиваешь об этом.
Екклесиаст, 7:10
История человечества – история непрерывной борьбы, триумфов и трагических отступлений, открытий и разочарований. Кажущееся ясным сегодня, завтра может предстать в совершенно ином свете, а вчерашние ошибки отзовутся в реальности послезавтрашнего. Люди полагают, что видят некий прогресс в общественном развитии, однако поступательное движение в любой момент может смениться откатом далеко назад, в «тёмные века», и человеку придётся вновь, словно Сизифу, вкатывать тяжёлый камень на гору познания и собственного благополучия.
XX век оказался веком, в котором с чудовищной плотностью спрессовалась история целых столетий. Казалось, многие социальные проблемы после череды трудностей, после невиданного кровопролития мировых и региональных войн были, наконец, сняты. Это было заблуждением. «Конец истории», объявленный рядом мыслителей, приветствовавших крах СССР как «триумф Запада, западной идеи»[1], оказался лишь кратким интермеццо между двумя эпохами, которые исследователям ещё предстоит выделить, проанализировать и разложить на составные части. Начало XXI века демонстрирует, что прежние социальные проблемы никуда не исчезли – они стали ещё сложнее, дополнившись проблемами специфически новыми, не известными прежде. Насилие неоколониализма, чудовищная пропасть социального неравенства одиночек богатеев и миллионов нищих, жутчайшие средневековые формы религиозной нетерпимости, расизм и ксенофобия, ничтожное бесправие индивида перед машиной государства, невиданный кризис моральных ценностей – старые беды нового тысячелетия, проявляющие себя здесь и там, в разных частях земного шара. Эти беды сегодня многократно умножаются, казалось бы, благими достижениями современной техники (информационные технологии, новые виды вооружений и т. д.), глобализационными процессами, близкой перспективой достижения экологических пределов развития общества, кризисом старых идеологий и отсутствием адекватных представлений о сегодняшнем мире.
Глобальная политическая карта стремительно меняется. Некогда стабильные режимы шатаются под натиском внутренних противоречий, а в ряде случаев и под прямым давлением извне: Ирак, Ливия, Сирия, Украина… – словно раковая опухоль, пускают свои метастазы хаос, взаимная вражда, неустроенность, подбираясь к границам пока ещё относительно благополучных государств. То, что народы создавали своим трудом в течение многих десятилетий, уничтожается в огне междоусобиц, не подчинённых более никаким ясным конвенциональным правилам. Мы видим, как здесь и там интеллектуалы приветствуют перемены, не понимая, что эти перемены в действительности несут за собой. Шаблоны сорваны, маски тоже. Прежние ориентиры более не актуальны, зато вновь актуальными, звучащими как никогда современно становятся некоторые политико-правовые концепты прошлых, давно ушедших эпох – и в первую очередь концепт «войны всех против всех».
Время глубоких сдвигов и потрясений – вот та эпоха, в которую мы вступаем. Привычные понятия и социальные институты теряют свое значение, уступая место новым. «Конец знакомого мира», как метко назвал это беспокойное состояние общества между двумя тысячелетиями американский социолог Иммануил Валлерстайн[2], – уже свершившийся факт, главный же вопрос состоит в том, каков тот новый мир, который рождается из кризиса уходящего, каким образом преобразятся социальные структуры, определяющие порядок жизни уже не миллионов, а миллиардов людей, какой облик примет (уже принимает) общество. Ответы на эти непраздные вопросы необходимы в том числе для того, чтобы ответить на куда более конкретный вопрос «Куда движется конкретная страна, конкретное общество?» и, следовательно, для ответа на вопросы: «Что должно быть сделано для минимизации негативных последствий происходящих трансформаций? Какая политика необходима для новых условий? Какое политико-правовое мышление наиболее адекватно выстраиваемой социальной реальности?»
