Предатель. Простить нельзя любить

Его собственнический взгляд не давал покоя с детства.

Почему уехал? И зачем вернулся вновь?

Алекс

— Уважаемые пассажиры, посадка на рейс SU-12 Берлин – Москва открыта, просим вас пройти к выходу номер восемнадцать.

Берлин – Москва. Даже не верится, что этот день настал. Я возвращался домой. В то место, откуда все начиналось, туда, где я впервые понял, что если не буду сражаться за свой кусок хлеба, то останусь нищим навсегда. Там я обрел друзей, но быстро их потерял, выбрав другой путь. Все начиналось именно там.

Москва — это слово даже звучало для меня странно. Я любил и ненавидел этот город одновременно. Наивным подростком полагал, что больше никогда туда не вернусь, не буду считать корки хлеба, которые нужно разделить поровну между завтраком и ужином. Столько воды утекло с тех самых пор, корки хлеба я больше не берег, а вот в Москву меня почему-то тянуло.

— Пошли, сынок, — ласково позвала меня женщина, что называлась моей матерью.

Я хмуро мазнул по ней взглядом, встал и направился, проигнорировав ее, вперед.

Все детство мои родители пили, жестоко дрались и совсем не заботились о своем единственном сыне. Мальчику Сашке казалось, что так пройдет вся его жизнь. Он не знал ничего другого, но очень хотел, чтобы все изменилось. Так и случилось.

В одной из пьяных драк отец полоснул любовника матери ножом, та в порыве ненависти ответила ему тем же — пырнула собственного мужа на глазах у сына. Я до сих пор помню два окровавленных тела в нашем доме. Мать тогда соврала следователю, сказав, что они накинулись друг на друга, а она, мол, ни при чем. Меня она слезно молила ее не выдавать. Я и не сказал правду, правда, понять не могу почему. Тогда меня охватил жуткий страх, и я упорно молчал, боясь остаться один, — в детский дом совсем не хотелось. С тех самых пор матерью я эту женщину не называл, на ласки ее не реагировал. Смотрю в глаза — а вместо них вижу окровавленного отца на полу.

Вот тогда-то мать и взялась наконец за ум. Резко бросила пить, собрала быстро документы, и мы рванули к дальним родственникам в Германию. Казалось, все могло измениться и жизнь наладится. Но почему-то этого не произошло. Я уже не был прежним и играть умел только по самым жестким правилам. А мать... она избежала тюрьмы, но получила свой срок на свободе в виде вечно холодного сына.

Весь полет я думал о том, что было бы с нами, не реши мы поспешно переехать. Мать бы окончательно спилась или сошла с ума. Меня бы в очередной потасовке мазнули ножом, как отца. Казалось, я ничего не терял от нашего отъезда. Разве что друзей и первую влюбленность. Вот она — цена моего выбора.

Сармат, Алекс, Ахмат и Элан — нерушимая четверка, так мы называли себя. Я познакомился с ними в детском доме, куда меня периодически отправляли во время запоев родителей. Парни знали, что мои родители алкаши, но совсем не подозревали о том, почему я так резко изменился, а затем и вовсе переехал. Я не мог им признаться — стеснялся, боялся... просто не стал этого делать. Решил оборвать все связи с той жизнью навсегда, думал, так боль утихнет и все пройдет. Лишь вечерами возвращался к единственным теплым воспоминаниям из детства — друзья и она.

Лали... младшенькая сестра Ахмата. Единственная, кто меня всегда понимал и был добр. С ней я делился самым ценным — корками хлеба, и на ней, как я наивно был уверен, женюсь после совершеннолетия. Моя! Мне принадлежать будет! Так кричали тогда во мне подростковые инстинкты. Я не хотел делить эту девушку даже с ее собственным братом. Вот бы украсть и вечно любоваться ее красотой. Но я предал и это желание...

Интересно, как она там? Все так же хороша? Нежна, чиста и невинна, как весенний цветок?