– Мира, я тебе изменил, и моя любовница сейчас в нашей
спальне.
Немею от услышанного. Резко разворачиваюсь на голос любимого
мужа, и торт, который я купила в честь сюрприза, падает на пол.
Сюрприз не получился. У меня.
А вот муж оказался мастером по неожиданным признаниям.
– Что ты сказал?
С шумом выдыхаю воздух, и голос срывается. Смотрю в сторону
лестницы на второй этаж и думаю, что, наверно, надо подняться и
посмотреть на того, кто лежит на белоснежных простынях, которые я
отхватила по акции. Теперь придётся их выбросить.
– Ты слишком рано вернулась. По-хорошему ты не должна была это
видеть.
Муж говорит глухим голосом, даже хриплым. И от тембра моё сердце
бьётся где-то на уровне гланд.
– Прости, что помешала твоим планам. - Шепчу и хватаюсь за
горло, чтобы не закричать. Опускаюсь на колени, чтобы собрать куски
шоколадного торта, и у меня возникает желание попробовать хотя бы
чуть-чуть. Может быть, тогда боль в горле от жуткого и царапающего
кома перестанет разрывать меня. - Наверно, он был вкусный.
Продавщица сказала, что его только сегодня испекли. Свежий, и мужу
обязательно понравится.
– Мирослава, не бери в голову. - Он подходит ко мне, чтобы
поднять меня с пола, но я лишь выставляю руку ладонью вперёд.
– Не смей. Прикасаться. Ко мне. - Произношу каждое слово, от
которого внутри меня словно что-то обрывается.
– Как скажешь. Я тебе потом всё расскажу. А сейчас мне нужно
отвезти её… домой.
– Можешь не возвращаться.
– Не говори ерунды! - Рявкает и стреляет яростным взглядом. В
его голосе больше нет никакой мягкости. Лишь сталь и незнакомые мне
нотки. Слишком жёсткие, чтобы понять: муж начинает злиться. - Я
приеду, и мы поговорим. Давно надо было всё тебе рассказать.
Ярослав уходит, и только сейчас я вижу, что он почти не одет. На
узких бёдрах — спортивные серые штаны. Они чуть приспущены, что
видно чёрную полоску волос, уходящую вглубь. Кажется, на нём больше
ничего нет. Только штаны.
А ещё его тело после душа. Блестящие капельки скатываются по его
рельефному телу, которое несколько минут назад любило чужое женское
тело. Не моё. Уже давно не моё.
Сжимаю кулаки до побелевших костяшек на пальцах и пытаюсь унять
глухо бьющееся сердце. Поднимаюсь и, стараясь не расплакаться, беру
бумажные полотенца и начинаю убирать развалившийся по полу торт.
Несколько минут назад он был целый, вкусный и такой красивый, а
сейчас от него ничего не осталось. Всё на помойку.
Кажется, и наша семейная жизнь потерпела крах, и ей тоже пора
туда же.
На помойку.
Прибрать всё не получается, и я обессиленно падаю на стул. Кладу
руки на округлившийся живот и понимаю, что малыш, что живёт внутри
меня, всё чувствует. Шевелится, беспокоится, переживает.
– Тише, малыш, тише. Всё хорошо. Всё обязательно будет
хорошо.
Но, говоря это, я лишь успокаиваю себя.
Я же не знала, что, вернувшись домой спустя неделю после того,
как пролежала в больнице на сохранении, окажусь в такой ситуации.
Правильно меня уговаривал врач остаться ещё на денёк. Как знал,
когда не хотел отпускать. Может быть, и не случилось бы этой
досадной оплошности. Я пришла бы в дом, где ждал любимый муж, с
распростёртыми объятиями, и так бы и жила в неведении.
Так лучше.
Так безопаснее для моего больного сердце и израненной души.
Так спокойнее для сложной беременности и ребёнка, который
практически с самого начала беременности хочет покинуть меня.
Словно уже сейчас понимает, что из меня выйдет плохая мать.
Я тянусь к стеклянному кувшину с водой и наливаю дрожащими
руками воду. Делаю глоток и слышу шум на втором этаже. Хлопанье
дверей и быстрые шаги по лестнице.
– Твоя, что ли, вернулась? А чё так рано? - Голос незнакомый,
противный. Хотя, может, мне просто кажется. Объективная часть меня
сейчас где-то в очень глубокой заднице.
