Я проснулся с дикой болью. Болит голова. Болит шея. Тело ватное, совсем не слушается. Стоило открыть глаза, стены поплыли, резко начало тошнить. Даже монотонный потолок плывёт. Так, стоп. Потолок? Мне в затылок прилетело. Я должен лежать на животе, по идее. Но нет, сбитые ощущения тела в пространстве всё равно твердят о том, что лежу на спине. Плюс, мне не особо твёрдо. Закрыл глаза. Шумно вдохнул. Снова открыл. Фокус поймался на полторы секунды. От силы. Но я точно не там, где был две минуты назад. Хотя, две ли?
Ещё раз закрыть-открыть. Знакомые светло-бежевые стены. Я в палате! В больничной палате. Неужели снова умер? И снова попал в другой мир? У меня так чувство страха пропадёт. Какой тогда смысл бояться, если можно перебирать миры после смерти? Если это какой-то рай или его аналог, то зря вы меня выбрали. Святым я никогда не был, да и не претендую. Мне между белыми и чёрными весьма комфортно. Я на своей серой стороне, мерси за рыбу и пока.
Когда головокружение прошло, стал осматриваться по сторонам. Чувство дежавю меня не покидало. Боль накатила с новой волной, я простонал. Видимо, достаточно громко. Так как дверь палаты открылась и ко мне вошла уже знакомая медсестра.
– Привет… ствуйте, – резко поправился я, так как вынос мозга на вежливость мне сейчас не потянуть. Оставлю спор ради спора на другой день, – что со мной опять приключилось?
– Здравствуйте, Станислав, видимо, ваше неугомонное желание познавать жизнь снова привело вас в больницу, – ответила медсестра, явно не обратив внимания на мои первые слова.
– Подождите, я всё помню. А где мои друзья? Мы были на… соревнованиях, кажется, – потёр я лицо и понял, что оно тоже болит.
– Они уехали ещё вчера, попросив им дать знать, как вы придёте в себя. Ещё ваша мама заходила.
– А мама сейчас где? Как-то неудобно перед ней опять получилось.
– Обещала сегодня ещё вернуться.
– Хоть какие-то радостные новости. А воды можно? – было непросто говорить пересохшим горлом.
Медсестра подала стакан воду с чёрной трубочкой, но не стала отдавать его в руки, так как подъём чуть больше, чем отрыв головы от подушки, был для меня пока нереальным подвигом. Я едва успевал дышать между глотками. И почему мы больше не дети, которые могут пить и дышать одновременно?
– Ещё можно? – оторвался я от трубочки, как только она затрещала противным звуком на всю палату.
Со словами «да, минуту» медсестра налила воду из крана-фильтра и вернулась с новой порцией. В этот раз я осилил только половину.
– Да, так намного лучше. Спасибо.
– Подождите несколько минут, я поставлю вам капельницу.
Я решил не отвечать словами, а покачал головой едва заметно и поморгал в такт. В прочем, лучше бы ответил словами, так как шея опять заныла от боли.
Через пятнадцать минут капельницы моя голова стала чуть яснее. Стены плыли уже гораздо меньше. В палату вошёл врач, в котором я с трудом вспомнил Андрея Васильевича.
– Вот так встреча, здравствуйте, доктор, – вяло поднял я правую руку в знак приветствия.
– Здравствуйте, юноша, – подошёл врач к моей койке и жестом остановил мою поднимающуюся руку, – полно вам. Наберётесь сил, тогда и будем об этикете думать. Не прошло и года, а вы снова у нас. Что за мятежный дух. Как так получилось? – спросил врач с улыбкой и добродушным тоном.
– Если я отвечу «стреляли», вы же не поверите?
– Я, конечно, не эксперт, но после стрельбы ко мне почти не попадают, – слегка улыбнулся врач моей шутке.
