ГЛАВА
1
«Пик… пик… пик…» – отсчитывал биение моего сердца кардиомонитор.
Я лежала на больничной койке, подключенная к капельнице и ещё к куче всяких приборов, в палате с голубыми стенами и единственным окном, в которое гулко бились капли осеннего дождя. Это место за долгие годы стало родным, и я спокойно слушала, как жизнь постепенно уходит из моего тела, вслед за затихающими сигналами аппарата. Сильные обезболивающие притупили адские муки, и я почти не чувствовала тела. Мне только исполнилось двадцать лет, а я уже должна распрощаться с жизнью, в которой толком и не пожила.
Слёз не было, да и плакать не хотелось. За столько лет моей тяжёлой болезни под страшным названием «рак» я выплакала все слёзы и теперь была пуста. Говорят, перед смертью вся жизнь проходит перед глазами. Что ж, перед моим взором возник лишь один момент.
Мне было шесть лет, и, как все нормальные дети, у которых есть бабушки в деревне, я проводила летние каникулы на свежем воздухе. Как будто прямо сейчас туда перенеслась! Жаркий солнечный день, и время близится к полудню. Взрослые стараются загнать детей в дом, в прохладу, но нам всё нипочём. Нам хочется пойти на речку, искупаться, и те, кто успел удрать от родителей, спешат через пшеничное поле, которое, как расплавленное золото, перетекает волнами под порывами горячего ветра. Нас было пятеро, почти все погодки, и только Димка, сосед, был старше на четыре года.
Прибежав на берег небольшой, но чистой речушки, вдоль которой росли невысокие деревья и кустарники, мы шустро попрыгали в тёплую воду прямо в одежде. Барахтались и весело резвились, брызги разлетались в разные стороны и искрились на солнце, но вскоре я устала.
Через некоторое время первая вышла на узкий песчаный берег. Помню, как скрюченная фигура в потрёпанном балахоне предстала передо мной, отбрасывая жуткую тень.
– Здрасьте, – поздоровалась я наивно, ведь в маленькой деревне все друг друга приветствуют.
Но старик не ответил. Вытянув страшную руку с морщинистой кожей, он что-то прошептал, и чёрная струйка из кривых пальцев ударила мне в голову. Последнее, что я заметила, как страшная рука старика вдруг преобразилась, став молодой и здоровой, а меня пронзила дикая боль, от которой потемнело в глазах!
Я кричала и извивалась на горячем песке. Друзья в испуге выскочили из воды и, столпившись возле меня, не могли понять, что происходит. Они не видели старика, он будто исчез. Ребята были напуганы моими дикими воплями, разносившимися по всей округе. Только Димка, сообразив, что нужно делать, подхватил меня на руки и побежал в сторону деревни. Влетев во двор к моей бабушке, сам еле держась на ногах и чуть не теряя сознания, он закричал из последних сил:
– Баб Нюра! Тут Саньке плохо!
И его голос я услышала, словно сквозь вату, он был испуган.
Бабушку чуть приступ не хватил. Она вызвала местного фельдшера, тот сказал, что у меня солнечный удар. Придя в себя, я уверяла, что это всё со мной сделал странный старик, но никто не верил, говоря, что это бред после перегрева.
Когда я вернулась в город, головные боли только усилились, и родители повели меня в клинику на обследования. Долгое время врачи не могли поставить диагноз. Так я жила еще пять лет, периодически борясь с адскими болями, а затем, новые обследования в столице и страшный диагноз "рак " прозвучал как приговор в уютном кабинете главного врача. Они давали мне максимум пару лет, но я прожила намного дольше, цепляясь за жизнь из последних сил. Болезнь то отступала, то возвращалась с новой силой. Со временем этот эпизод забылся, и вот теперь я вдруг вспомнила фигуру в потрёпанном балахоне.
Мой затуманенный взор уловил лицо матери, которая сидела на стуле возле больничной койки, сжимая мою руку. Ей было всего сорок пять лет, а выглядела она на все шестьдесят. Седые волосы собраны в высокий пучок и почти бесцветные глаза, которые выплакали все слёзы. Глубокие морщины бороздили её лицо, и я винила в этом себя. Из-за меня родители не захотели иметь ещё одного ребёнка, и теперь они останутся совсем одни. Отец, выглядевший ещё старше, чем мать, стоял за ней, сжимая пальцами спинку стула, еле сдерживая бушующие эмоции. Родители не давали согласия, но я знала, что денег для лечения больше нет, и все решила сама, только не хотела, чтоб они видели, как я умираю, но они пришли.
