Когда мечты становятся реальностью
Лиза Гравилатова была чрезвычайно романтической натурой. И это особенно угадывалось в ее внешнем облике: глаза небесно-голубого цвета, мягкие и нежные губы и длинная русая коса, которую в минуты раздумий Лиза перекидывала через плечо и принималась рассеянно теребить. В дружеском кругу девушку шутливо называли «тургеневской барышней». Она о своем прозвище знала, но нисколько не обижалась. И действительно, на что тут прикажете обижаться? «Тургеневская барышня» – это выражение хоть и звучит порой насмешливо и слегка иронично, но, тем не менее, несет в себе отпечаток чего-то возвышенного и чистого, что ныне, увы, уже почти утрачено и позабыто.
Несмотря на всю свою романтичность, Лиза считала себя самым несчастным человеком на свете. Вы спросите, почему? Я вам отвечу.
Во-первых, Лиза не любила свою работу. Вы можете возразить: «Скажите, пожалуйста, кто в наше время любит свою работу? И все же это не то обстоятельство, которое делает людей по-настоящему несчастными». Но я все-таки повторю: Лиза Гравилатова считала себя самым несчастным человеком на свете. К тому же на работе у нее постоянно случались разные неприятности. Например, она частенько делала ошибки в отчетах, вследствие чего ее непременно вызывал к себе начальник и заставлял переделывать работу. Исправить отчет с первого раза Лизе никогда не удавалось, поэтому приходилось переписывать его по несколько раз. Эти досадные промахи можно было бы списать на обычную невнимательность – мол, с кем не бывает! – но на самом деле все обстояло куда серьезнее.
Во-вторых и в самых главных, Лиза была уверена в том, что родилась не в свое время! Ей бы появиться на свет в девятнадцатом или восемнадцатом веке – это было бы самое оптимальное, как она полагала, для нее время. Еще это можно было бы сделать в семнадцатом или шестнадцатом столетии. Для времени рождения также допускались века с пятнадцатого по тринадцатый. Ну, на худой конец, родиться можно было и в двенадцатом веке. Но никак не в двадцатом! Дело в том, что истинной Лизиной страстью были книги. И не просто книги, а романы о любви. Да-да, о самой настоящей любви. Невероятно красивой, пленительной, возвышенной, о которой она узнавала из этих самых книг. Лиза искренне верила, что герои, действовавшие на страницах романов, существовали на самом деле, что все эти благородные Дарси, Рочестеры и Пейраки были когда-то реальными, живыми существами, о невозможности встречи с которыми она особенно сожалела.
Можно сказать, Лиза жила в книгах. Она читала их во всякое удобное и не слишком удобное время: за утренним чаем, в метро, в обеденный перерыв, после ужина и перед сном. Нередко на чтение уходила добрая половина ночи. Порой она сидела перед компьютером на своем рабочем месте, удачно, как ей казалось, делая вид, что занята тем самым отчетом, а на самом деле, скосив незаметно глаза, смотрела в приоткрытый ящик стола, где лежал очередной роман. Так что удивляться тому, что Лиза не любила свою работу и допускала ошибки в отчетах, слишком не стоит.
«Эта работа отнимает у меня время, которое я могла бы потратить на чтение замечательных книг! Ведь столько еще не прочитано!» – негодовала Лиза, усаживаясь за рабочий стол.
«Как все же интереснее жили в те старые добрые времена люди! – вздыхала девушка, перелистывая страницы с цифрами. – Рыцари слагали стихи в честь Прекрасной Дамы или сражались из-за нее на турнирах! Галантные кавалеры обходительно беседовали со своими избранницами, танцуя с ними на роскошных балах. А все эти милые, невинные разговоры о любви в заброшенном парке или ночном саду! Все эти как будто бы случайно оброненные фразы или услышанные невзначай разговоры. А эти платья с кринолинами и турнюрами, эти атласные туфельки и затейливые веера! Живи я тогда, не сомневаюсь, непременно смогла бы влюбить в себя мистера Дарси или мистера Рочестера, а может быть, еще какого-нибудь необычайно благородного и прекрасного собой мистера. Уж он-то никогда бы не стал выговаривать мне по поводу несовершенства моего отчета и грозить последующим увольнением».
