Назовите его Хаган Распутье.
Ибо на распутье
Окажется каждый рядом с ним.
Между Тьмой и Светом,
Силой и Слабостью.
И пока не обретёт Опору,
надейтесь склонить на свою сторону.
Назовите его Хаган Выбор.
Ибо выбор Опоры – Путь его.
Но истинная Опора,
сделает за него Выбор.
Что ждёт Адалхард?
Я не знаю...
Пророчество на рождение императора
Конрада Хагана Второго
«Никакой магии. Никакой долбаной магии...» – билось в висках в
такт хриплому дыханию. Бег. Почти беззвучный, пока под оступившейся
ногой не хрустнет случайная ветка. Только бег, только движение. И
снова одна мысль на всех – «Никакой долбаной магии...» Но почему?
Ведь каждому из бегущих проще простого протянуть за плечо невидимый
щуп и проверить – заметили ли? Преследуют? Так почему? Потому что
учуют. А это провал. Миссии будет всё равно. Выживут они или нет,
перестанет иметь значение.
В безумном бегстве был только один смысл – никто не должен
понять, что братья серыми тенями скользили у входя в подземелье,
считая врагов, разглядывая караваны невольников. Отряд провел на
кромке леса ровно столько времени, сколько нужно, чтобы убедиться,
перед ними не просто раззявленная пасть обычной пещеры. Не
очередной временный Переход. Куда? Даже монахи-учёные ордена Огня
до сих пор толком не знали ответа. Да, хоть в ад! Главное не
калитка-однодневка, а огромные каменные Врата в глубине земной
толщи. Из тех, которые, – если пленные на допросах рассказывали
правду, – строили годами и Силой напитывали столько же. Такие
находили лишь чудом и, чтобы захватить гарнизон врасплох, отдавали
жизни не задумываясь.
Не должны почувствовать. Не должны ничего заподозрить. Нельзя
зародить в чужих магах и тени сомнения в их полной безопасности.
Иначе уйдут. Бросят всё. У Тёмных появится время унести за грань, –
нет, не пленников, – а самое ценное: свитки, исписанные от руки,
магические книги и свои языки, конечно. Чудесные розовые языки,
которые, – надо отдать противникам должное, – развязывали только
допросы с пристрастием.
Карла передёрнуло. «Идиот, не время для раздумий. Никакой магии
и вперёд». Не думать, задвинуть поглубже воспоминания о пленных с
обрезанными пальцами, навсегда привязанных к койкам ремнями, чтобы
не могли шевелиться и рисовать знаки в пыли на полу, на голом
камне, пусть даже своей собственной кровью. Мокнут сукровицей
прикрытые повязками окна голого мяса. Кожу срезали, разрушая
Рисунки татуировок, напоённых Силой. Ибо не должно оставить и
шанса. «Это верно. Правильно. Ради мира...»
Арон впереди, замер на мгновение, обернулся. Тонкие пальцы над
плечом взлетели, рисуя чёткие знаки: «Река или горы?»
– «Собаки. Река», – пальцам Карла было далеко до лёгких изящных
рук их отрядного чувствовальщика и музыканта.
И снова Арон впереди, почти летит, едва касаясь земли.
«Молодость страшная сила».
Пока отряд не использует Силу, тот, кто дышал магией как
воздухом, мог найти их в лесу лишь случайно. Не только они, но и
тёмные знали это. Для работы «руками» у пришлых были наёмники. А у
наёмников собаки, натасканные на людей. Лучшие нюхачи из тех, кого
можно купить за деньги.
Качели подъёмов и спусков, ускоряя бег, сменило чувство
устойчивого движения вниз. Русло приближавшейся реки глубокими
складками заросших по краю промоин стягивало на себя земляное
одеяло. Карл обернулся на замыкающего цепь сержанта, увидел, как
Гейр привычно и тщательно отслеживает их следы. Капитан друга не
проверял, сам подпитывался уверенностью. Впереди с тихим плеском
Арон уже входил в воду. Келли сбросил колчан с плеча, обернулся на
Бойда и, глядя снизу-вверх, шёпотом что-то втолковывал великану.
Троим из пяти чуть больше двадцати, отряд новичков под присмотром
его и Гейра. «Но уйти должны. Каждый проигранный бой – шаг к общей
гибели. Мир на краю, им не положено знать. Я знаю. А хотел бы
забыть».
