Аудиоверсия бесплатно, онлайн
https://akniga.org/goral-vladimir-priklyucheniya-moryaka-paganelya
Глава 1. Купель
– Паганель, шевели помидорами, салабон! – зычно
гаркнул дюжий матрос, зловеще помахивая в воздухе окровавленным
шкерочным ножом. Я стоял в дощатом рыбном ящике, облачённый в
рокен-буксы:
грязно-оранжевый прорезиненный рабочий комбинезон и такую же куртку
с капюшоном. Стоял я враскоряку, неуверенно держась на ногах, в
съезжающей на лоб зелёной, пластиковой каске. К тому же – по колено
погрузившись в живую, прыгающую и пахнущую солёными огурцами,
крупную, свежевыловленную треску. «Жуковск», наш
траулер-бортовик,
Примечание: Бортовик – траулер бортового
траления,
после подъема трала встал носом на волну. Капитан планировал
небольшой двухчасовой переход к месту новой постановки трала.
Началась привычная килевая качка и вахта,
пятеро матросов палубников принялись шкерить улов.
Примечание : Шкерить – разделывать
шкерочными ножами выловленную
рыбу.
Погода была свежая. Судно то задирало нос вверх, обнажая
щербатый форштевень, то, словно ржавая субмарина, зарываясь в
волну, браво шло на погружение. Я исполнял славные обязанности
подавалы. Заключались они в том, чтобы в «темпе вальса»
подбрасывать трех-, пятикилограммовых рыбин под палаческий тесак
матроса-головоруба. От нашей с ним расторопности зависело, будут ли
вдоволь обеспечены обезглавленной рыбой трое опытных шкерщиков.
Если же они начнут простаивать, то откроют рты и начнут говорить.
Тут уж мало не покажется. Если в этот момент их услышит
какая-нибудь случайно проплывающая мимо беременная полярная акула,
то у несчастной непременно случится выкидыш. Я никогда не отличался
особой ловкостью и сноровкой, и сейчас у меня были проблемы… если
бы только у меня! Проблемы были и у всей моей смены. Дело в том,
что для того чтобы быстро и качественно переработать улов, поднять
трал и приняться за следующую порцию добытой рыбы, вахта должна
быть опытной и сработанной. В противном случае, – а благодаря
мне он был точно противным, – выработка снижалась, ну и
заработок соответственно. Пока же скорбное поприще помощника палача
осваивалось мной не слишком успешно. В своем первом рейсе я узнал о
себе много нового. Помимо банальностей в адрес моей мамы, мне
открылась тайна моего родового древа. По мнению моих коллег, в
числе моих предков были не только обычные животные, но и какие-то
неизвестные науке «мартыны косорукие». Наш старпом – тучный
бородатый мужчина лет пятидесяти пяти – походил на слегка
неухоженного Хемингуэя. Имя, как и судьбу, он имел трудное: Владлен
Георгиевич Дураченко. Был он человек
эрудированный и, как многие моряки, начитанный, а потому выражался
порой чрезмерно литературно. Вдоволь налюбовавшись из штурманской
рубки на мои кувыркания в рыбном ящике, он торжественно и печально
произнес по громкой связи:
– Неизданная глава из Детей капитана Гранта:
Паганель на промысле или муки тресковы.
По-настоящему на меня не злились. Многим из экипажа я годился в
сыновья и, видимо, пробуждал здоровые родительские инстинкты. Слава
Богу, что не другие… впрочем, тогда это еще не вошло в моду.
Виноват был матрос, тупо опоздавший на отход в рейс по причине
чрезмерных возлияний. Меня же в срочном порядке выслали на замену
прогульщику из вахтенного резерва отдела кадров.
С бортом 2113 «Жуковск» свела меня, как видно, судьба. Но это я
понял позже. А тогда я, 18-летний курсант 4-го судоводительского
курса мурманской мореходки, был направлен на плавательную практику;
для начала – матросом без класса. Это через год после сдачи
госэкзаменов и получения диплома штурмана-судоводителя ждала меня
практика штурмана-стажера. А пока – салабон, «зелень
подк