– Ну, дядя! Ну, пожалуйста!
Они понимала, что ведёт себя «кое-как», но иного способа добиться желаемого не видела. Ей было стыдно, но это несложно скрыть. Ей было жаль этого большого, просто огромного, но такого мягкого и уступчивого человека, которого она называла дядей.
– Они Бодакула… – начал Огнеплюй, но девушка тут же перебила его, игриво обвив шею великана руками.
– Драговски-Бодакула, с вашего позволения! – проговорила Они с лукавой улыбкой, и чмокнула дядю в щетинистую щёку.
Это был запрещённый приём – откровенный шантаж, после которого Огнеплюй обычно оказывался не в состоянии ей ни в чём отказать. Однако сегодня он проявил необычную стойкость.
Ласково погладив племянницу по голове, стараясь не задеть при этом чувствительные рожки, он поцеловал её, отечески, в лобик, и, немного отстранив, вгляделся в невинные золотые глаза, на дне которых пряталась хитрость.
– И почему же из всего потомства моей Анхе, в нынешнем поколении, больше всего, её напоминаешь ты? – спросил он задумчиво, опять не ответив на просьбу девушки.
– Ну, если тебе это так не нравится!.. – притворно надулась Они, и сделала вид, что хочет слезть с колен дяди, на которые недавно забралась с бесцеремонностью кота-подлизы.
– Нравится! – широко улыбнулся Огнеплюй, и чуть напряг свои огромные ручищи, не давая ей покинуть колени. – Ты знаешь, что нравится.
– Но ведь я не похожа на Анхе, – не унималась Они, чувствуя, что может сыграть на любимой струне сентиментального дядюшки.
– Твоя матушка вылитая Анхе, – заговорил Огнеплюй мечтательно, а девушка изобразила при этом на лице крайнюю заинтересованность, хоть и знала наизусть все, что он дальше скажет. – Ты не представляешь, что я почувствовал, когда увидел её в первый раз! После пятисот лет разлуки…
– Но ведь она тогда была в драконьем обличии? – подлила масла в огонь Они.
– В обличии дракона-монстра! – уточнил Огнеплюй. – Это большая разница, и ты это знаешь. Если бы её тогда увидели мои родители, не миновать нам было бы беды. По большей части я из-за этого согласился трансформировать Анджелику в человека, а не, потому что уступил её просьбе, и совсем не потому, что потакал их любви с моим братом. Что же касается того, что я узнал её в облике дракона-монстра, то здесь нет ничего удивительного. Я ведь сам был тогда в облике попугая! К тому же находился на грани смерти и только что очнулся от анабиотического сна, в котором пребывал, сам не знаю сколько лет. Короче говоря, я тогда увидел душу Анхе, а не её физическую оболочку, а душа у неё с твоей мамой общая!
– Ну, тогда я не Анхе! – пожала плечами Они. – Ведь мама, хвала Звёздному Дракону, жива, а значит, у меня не может быть её души.
– Э, детка! – рассмеялся очеловеченный дракон. – Вопросы души не наша с тобой категория. Здесь тебе падре Микаэль мог бы рассказать больше моего, но, увы, сейчас с ним непросто побеседовать. От себя же скажу, что за столетия наблюдения за потомством моей воспитанницы, я насмотрелся разных чудес. Например, мне доводилось воспитывать двух и больше «Анхе» одновременно, и это были вовсе не сёстры-близнецы, хотя случалось и такое. Иногда, это были мальчики, ведь пол для человека частный случай, прихоть природы. Или, скажем, двоюродные брат с сестрой, между которыми чуть меньше двадцати лет разницы. Как в этих случаях быть с рассуждениями о душе? Да, внешне ты похожа больше на своего отца, (биологического, как это ни глупо звучит), чем на маму. Но кому, как ни мне судить о том, что внутри тебя сидит моя ненаглядная пиратка! И ты, чертёнок, этим пользуешься.
Они расплылась от удовольствия, но тут же спохватилась. Она обожала, когда её называли чертёнком, хоть и знала, что не имеет к нечистой силе никакого отношения. Просто её отец – Барбарус Бодакула, был по происхождению козёл-полукровок, а дед – легендарный Рогелло Бодакула, граф и древний рыцарь из параллельного мира, населённого разумными козами, и, соответственно, козёл чистокровный!
