Легкий и неожиданно теплый для сентября-месяца ветерок трепал начинающие потихоньку желтеть листья, а с чистого ясного неба ласково светило солнце. Скорее всего, это оказался последний по-летнему теплый день текущего года и потому не было ничего удивительного в том, что по главной улице Иркутска гулял туда-сюда самый разнообразный народ. Правда, милую и пасторальную картину несколько портили развешанные тут и там плакаты, разнящиеся своим содержанием, но неизменно посвященные одному и тому же. Войне. Наглядная агитация в красках расписывала, алчность и вероломство английских лордов, напавших на Россию в нарушение заключенных договоров и без объявления войны. Показывала жестокость и дикость японских самураев, готовых истребить всех обитателей континента, лишь бы занять их земли. Обличала в мыслимых и немыслимых грехах южноамериканскую нежить, в прямом смысле слова пожирающую тех, кто не смог от неё отбиться или убежать. Впрочем, на эти картинки, пусть даже очень яркие и красочные, люди особого внимания не обращали. Успели привыкнуть, все же их отнюдь не вчера повесили.
Неспешно шествовали облаченные в дорогие и качественные костюмы чиновники, иной раз сопровождаемые мелко семенящими вслед за своим начальством писцами в стареньких истрепанных камзолах. Бегали туда-сюда мальчишки и девчонки разного возраста, судя по набитым книгами ранцам только-только покинувшие скучные школьные классы. Прогуливались, наслаждаясь погодою стайки девушек, разбитые по сословному признаку. Занявшие центр улицы обладательницы богатых одежд не уступали дорогу никому, включая конные повозки, а вот вырядившиеся бедненько, но чистенько простолюдинки жались к стенам и время от времени отвешивали поклоны тем, кто просто шел мимо. Впрочем, бросать лукаво-игривые взгляды по сторонам им это все равно не мешало. Открыв рты, глазела на все подряд крестьянская семья, наверное впервые выбравшаяся в большой город. Лениво чиркал метлой ушедший глубоко в свои мысли пожилой дворник, время от времени поправляющий явно натирающий ему шею рабский ошейник. Хмурый постовой целеустремленно топал своими черными хромовыми сапогами по направлению к лишенному обеих рук калеке, что встал на углу одного из зданий и робким голосом осмеливался просить подаяние, складываемое в лежащую перед ногами шапку. За его перемещениями с легкой усмешкой наблюдал подозрительного вида тип в почти скрывающей лицо широкополой шляпе нелепого оранжевого цвета, чьи длинные ловкие пальцы казались созданными для извлечения кошельков из карманов утративших бдительность зевек. Парил в десяти сантиметрах от земли обладатель боярской длиннополой шубы, видимо не желающий подметать полами своего статусного одеяния дорожную пыль, но ленящийся нанять извозчика, чтобы преодолеть пару сотен метров. Выбивал искры из камней брусчатки своими стальными ножищами десяток двухметровых стальных гигантов, несущих на своих плечах изукрашенный позолотой паланкин черного дерева, в котором развалились на подушках двое: облаченный в полные латы рыцарь с длинным страусиным пером на рогатом шлеме да синекожий безглазый карлик, неторопливо возящийся с кальяном.
Усевший в тени дерева на одну из скамеек молодой мужчина особого внимания окружающих не привлекал, да и в любом случае мешать его отдыху без серьезного повода вряд ли бы кто-то решился. Стражей порядка останавливала форма мага-офицера, обладатель которой вполне мог бы приказать высечь их плетьми или спалить на месте, если бы к нему проявили неуважение. Криминальные элементы слишком хотели жить, чтобы связываться с армейским волшебником, даже здесь и сейчас не расставшимся с револьвером, ружьем и двумя висевшими за поясом боевыми топорами. Ну а девицы разных сословий хоть и удостаивали весьма перспективного мужчину заинтересованных взглядов, но тем не менее подходить знакомиться не спешили. Ведь у чародея с собой имелось лучшее на свете доказательство того, что этот молоденький офицер уже занят: детская коляска, в которой кто-то копошился и агукал.
