Тёплый вечер. Мелодия перекликающихся колес. Молодые распахнутые лица, смешные мальчишки, состязающиеся в красноречии. А ей всего семнадцать, и впереди прекрасная жизнь и большие чувства. У неё всё, всё ещё впереди.
Чуть поодаль нежная струящаяся синь его добрых грустных глаз. В них что-то такое, отчего у неё сладко сжимается сердце… И хорошо, так хорошо на душе! В её груди будто горит свеча. И вся она светится. Ни слова, ни единого слова между ними… Но отчего же, отчего переполненный душный вагон кажется необитаемым островом, где только он и она? Бесконечно длинный путь, внезапно превратившийся в миг…
Остановка. Её чемодан в его руке. Озадаченные лица мальчишек. Перрон. Несколько ничего не значащих фраз.
– Вы на каникулы?
– Да.
А в глазах неосознанное до конца – «Я влюблён. Я не хочу тебя терять.» «И я! Хочу быть с тобой».
Долгий, неотрывный, как поцелуй, взгляд. Поезд тронулся. Он как-то потерянно обернулся на набиравшую скорость махину, вскочил на подножку, не переставая глядеть в девичьи глаза… Она, словно оцепенев, неподвижно стояла на одном месте, улыбаясь уголками губ. Беспричинная, тихая радость все ещё не покидала её. Но вдруг отчего-то защемило сердце, будто кто-то невидимый сдавил его своею тяжёлой рукой.
Ритмично стучат колеса, шумно спешат мимо вагоны. И не остановить, не удержать…
Он – Квазимодо. У него асимметричные черты прыщеватого худого лица. Неровная улыбка прямых полноватых губ, массивный нос слегка набок. И даже глаза цвета простокваши, казалось, существовали отдельно друг от друга из-за всегда вздёрнутой левой брови. Росточка невысокого, щупленький и весь, словно на шарнирах, одни мослы.
Она – красавица. Правильные черты лица. Тонкий прямой нос идеальной длины, тонкие властные губы, тёмно-синие глаза с очень длинными, прямыми, как стрелы, ресницами. И короткие гладкие волосы, зачесанные на косой пробор. И вся она такая ладненькая, словно фарфоровая кукла.
Такими они стали к своим 15 годам. Впрочем, такими они были всегда. Время никак не отразилось на их внешности, казалось, оно просто увеличило их в размерах, всё остальное оставив без изменений.
Они дружили с детства. Потому что жили на одной улице, учились в одном классе. Потому что у Витьки Васина, в противовес его жёсткой внешности, был потрясающе мягкий характер. И дружить с ним было одно удовольствие. Покладистый, уступчивый, надёжный. Чего не скажешь о его подружке. Елена, именно так она именовала себя всегда, Трубецкая характером вполне соответствовала своей фамилии. Княжеские замашки появились у неё, можно сказать, с пелёнок. Требовательная и настырная. Даже мать, воспитатель детского сада, удивлялась: откуда что взялось?! Отец, местный участковый, умилялся: моя дочка.
Витька носил её портфель, всюду следовал за ней, выполнял все приказы и распоряжения. Она установила такие правила с первых дней знакомства. Он принял условия безоговорочно.
Они вместе делали уроки. Она помогала ему разбираться с русским языком и литературой – предметы, в которых он не то, чтобы ничего не смыслил, а просто у него был очень плохой почерк. «Как курица лапой пишешь!» – говорила ему мать, полная миловидная женщина, одна воспитывающая сына. В посёлке про неё говорили: нагуляла.
Витька не любил учить правила по русскому и книжки читал не по программе, а интересные. Например, «Трёх мушкетёров» осилил ещё в 3-м классе. А вообще-то он больше читал специализированные книги по физике, в которой был гением, как любил повторять учитель.
