Просыпаться в очередной заученный наизусть день давно вошло в поганую привычку, легшую в основу последних лет его существования. Трель будильника, от которой уже по инерции просыпаешься аккурат за минуту до ее звучания, чтобы выключить – лишь бы только не резануло по ушам. Бодрящий душ. Спешно приготовленный завтрак из того, что есть – много ли найдётся в холодильнике одинокого мужчины, живущего одной только работой, даром что не на ней? Свист закипающего чайника. Наскоро сваренный кофе – чтобы не в сухомятку, и чтобы его горечь разбавила пресность ещё одного дня. Холод города, от которого ноют суставы. Запах дождя и листва под ногами – осень любит так о себе заявлять. Остывший за ночь салон машины. Потом работа. Тут для разнообразия целый простор: рожи у преступников рознятся, как и совершенные ими деяния – мелочи, конечно, но череду друг на друга похожих дней по-другому и не разбавить. В конце дня – тренировка, чтобы не растерять форму. Холодный ужин, потому что руки не дошли подогреть, к нему – крепкий виски. Не пьянства ради, а для спокойного сна – кошмары так не липнут.
Трель будильника, душ, завтрак, свист, горький кофе, служба, тренировка, холодный ужин, виски, сон, трель будильника, душ, завтрак… Всё как по накатанной, и шага в сторону не сделать – на это ни желания, ни сил, но при случае можешь от одиночества и скуки завести при лунном свете тоскливую волчью песнь. Дмитрий думает, что так бы и сделал, помутись он рассудком. А, может, он уже? Настолько нереальным кажется происходящее вокруг – как будто попал в симуляцию: грёбаный Sims или что-то вроде. Как будто это его личный день сурка, и прервать порочный круг получится, только если усвоить сверхважный урок, ради которого, собственно, и было всё устроено. У него вся жизнь – сплошные уроки, перемаранная кляксами тетрадь не слишком способного и прилежного ученика. Он знать не знает, за какой из них забыл отчитаться и перед кем, но расплачивается за это сполна. В скулёж не ударяется, обычно сурово молчит и смотрит – тяжело, хмуро. Жалеть себя ему не по статусу, хоть и осточертело всё в край.
– И я рад тебя видеть! – саркастичный комментарий Курта вырывает его из меланхолии. Слишком бодро для такого раннего часа – хоть кто-то здесь рад наступлению нового дня. Дмитрий и не заметил, как тот вошёл в кабинет. Он скользит по нему усталым взглядом, кривит губы в ответной полуулыбке – у него к чужому жизнелюбию выработался иммунитет. Жмёт руку в знак приветствия.
Отвечает не сразу, бросая скупое:
– Задумался, извини.
– Выглядишь хреново, – Курт заваливается на стул, закидывая ногу на ногу. – Ты вообще спишь? Или у тебя бурный роман с бутылкой виски?
– Проницательно.
– Я слишком долго тебя знаю, – тот ухмыляется.
Дмитрий закатывает глаза, но на мгновение теряет фокус, не выдержав – поднимает взгляд и неожиданно серьёзно спрашивает:
– А у тебя бывало… когда просыпаешься и не понимаешь, зачем? Не потому, что хочешь сдохнуть, а потому что всё одинаково? Словно кто-то стер все краски.
– Тебе стоит взять отпуск, а не грузить мне голову с самого утра, – хмыкает Курт, качнувшись на стуле. Но, словив хмурый взгляд собеседника, замолкает, неожиданно став серьёзным. Добавляет, с минуту раздумав: – Да бывало, чего уж там. Только я тогда краски искал, а ты, похоже, решил забить.
– Красок нет, – вяло отзывается Дмитрий. Уже жалеет даже, что это начал. Ему в общем-то и так нормально. Перекладывать проблемы на чужие плечи не хочет – еще не дай боже начнут жалеть и смотреть с сочувствием. – Я искал. Первое время. Потом бросил.
– Не скажи, – Курт смотрит пристально. – Ты просто меряешь всё чёрно-белыми понятиями. Смешай краски – получится серый. А серый – это уже интереснее. У серого оттенки есть…
