ПРИВЫЧНОЕ НАСИЛИЕ
Посвящается всем женщинам,
пострадавшим от
домашнего насилия –
в прошлом, настоящем и будущем.
Хотелось бы всех поименно назвать,
Да отняли список, и негде узнать.
Для них соткала я широкий покров
Из бедных, у них же подслушанных слов.
А.А. Ахматова «Реквием»
ПРОЛОГ
Зал заседаний жужжал, как набитый пчелами улей. В окна врывался полдневный жар, иссушал глотки и лишал воздуха. Публика жаждала воды и скандала. Несмотря на изнуряющий зной, заставляющий мечтать если не о золотом пляже на берегу лазурного моря и легком бризе, несущем воздух и охлаждение, то хотя бы о небольшом озерце, окруженном суровыми елями и соснами, с ледяной водой и компанией мошек, комаров, мух и оводов, в зале был аншлаг. В антракте публика, изнывающая от духоты, жары и предвкушения, не находила себе места и отчаянно пыталась себя чем-нибудь занять, чтобы субъективно сжать черепахой ползущее время. Кто-то мучил телефон, выжимая из него максимум увлекательного контента; кто-то пристально вглядывался в потолок и стены, проводя инвентаризацию ламп, пятен и трещин, кто-то разговаривал, решая деловые или бытовые вопросы. Посреди зала увлеченно, со знанием дела, на пониженных тонах ругались худой и высокий, но сильно горбившийся мужчина с оправдывающимся выражением лица и тощая женщина с острым носом и прищуренными по-хищному глазами. Мужчина закрывался, женщина агрессивно тыкала пальцем в его лицо. На другой половине старушка в длинной цветастой юбке и белой кружевной кофточке, уронив лицо в ладони, горько всхлипывала и причитала. По правде говоря, старушкой она еще не была: не так много было седины в ее волосах, кожа не одрябла и не повисла, мышцы не усохли, кости не стерлись. Однако неодолимая трудность жизни, жестокие ее перипетии, острая необходимость применять самые разнообразные навыки выживания во враждебной среде преподносят раннюю старость, которая проявляется прежде всего в личной усталости от жизни и ощущении опустошения после выхода на пенсию, так что и до сих пор женщина лет в 60 сама видит себя старой, отжившей и раньше времени приспособляется к дожитию, когда бы надо было только начинать жить. Рядом с этой преждевременной старушкой сидела элегантно одетая, красивая женщина. Поза изобличала внутреннее достоинство, гордость и понимание собственной ценности. Сладким ароматом внутренней гармонии и уверенности в себе веяло от ее духов, да и вся она, в темно-синем брючном костюме, идеально сидевшем на ее почти стройной фигуре, с соломенными волосами, закрученными в пучок на затылке, со спокойным и одухотворенным выражением лица, была как будто из другого мира. Казалось, ей больше подошел бы интерьер стильного офиса, или изысканного ресторана, или роскошного театра, но она была здесь, в обычном зале заседаний провинциального суда, вместе со всеми умирала от жары и ждала развязки. Взгляд ее, полный сочувствия, и боли, и непонимания, и все-таки надежды, был направлен на девушку в клетке. Лида была единственная, кто туда смотрел. Но Лика на ее взгляд не отвечала, она смотрела только внутрь себя, искала ответ на мучащий ее вопрос в закромах своей души.
Сквозь общий гул любопытства, недоумения, ожидания, предвкушения долетали до Лики отдельные фразы:
–
Интересно, сколько ей дадут?
–
Где тут туалет, не подскажете?
–
Неужели ее не оправдают?
–
Почему так долго нет присяжных, я уже задолбалась ждать…
–
Как все-таки душно!
–
Ну что ж делать, сама виновата…
–
Да-да, конечно, я опубликую пост сразу после оглашения приговора.
–
Мы ведем свой репортаж из зала заседаний суда…
–
Ах, доченька моя бедная, доченька…
–
Ну когда уже спадет наконец это проклятая жара?!
Эти реплики проносились мимо нее, как проходят в ночи баржи вдоль равнодушного, спящего берега, ничем не возмущая ее пристальное, оцепенелое всматривание внутрь себя. Временами ленивый взгляд зрителя останавливался на ее окаменевшей фигуре, на мертвенном лице, на остекленевших глазах – пытался разглядеть в них отчаяние и боль. Но ни фигура, ни поза, ни глаза Лики не помогали томящимся в ожидании зрителям развеять их скуку и не давали пищи для новых статей, постов, сторис и роликов. Она сидела на скамье сгорбившись, бессильно бросив руки на колени ладонями вверх, и смотрела на них с застывшим на лице недоверием – как на чужие. Так было во время слушания, продолжается сейчас и будет после – до того момента, как…
