По мощеным старым улицам торопились десятки тысяч ног. Кто-то возвращался домой. Кто-то спешил на работу. Кто-то вышел на пробежку и торопился в сторону парка.
Всё происходит как обычно. Как происходит почти каждое утро в это время, не считая погодных коллапсов и праздничных дней. Город стряхивает утреннюю апатию и готовится к продуктивному и деловитому дню, а затем к расслабленному вечеру. Чтобы затем всё начать по новой.
Казалось, что всё так и будет. Где-то к половине девятого суета чуть спадёт. Шаги перестанут быть такими торопливыми, меньше зевков повиснет в воздухе, а минутная стрелка войдёт в привычный ритм и перестанет так бешено вращаться, как бывает только в те моменты, когда почти опаздываешь.
Однако…
Однако в этот раз что-то изменилось. Сначала незаметно, а затем всё чаще и чаще шаги просто обрывались. Замирали. И в какой-то момент город окончательно парализовало. Все глаза были подняты вверх. Шёпот, вопросы, удивлённые возгласы и крики то ли ужаса, то ли радости. Кто-то заплакал и кинулся на брусчатку, свернувшись на ней комочком. Но никто даже не посмотрел на этого человека. Все смотрели на небо.
Небо было грязно-серым. С неаккуратными рваными облаками, такими же чуть сероватыми, будто их достали с пыльной полки, и невнятным, без чёткого контура, желтоватым отблеском с восточной стороны. Будто стесняясь своей серости, облака помчались по небу прочь, но всё не кончались и не кончались.
А затем небо пропало.
Золотистая пелена окутала город. Закрасила своим ярким цветом всю ту серость и грязь за ней.
Город простоял на паузе ещё несколько секунд. Неслышимый щелчок и… стук каблуков поглотило за общим шумом. И этот шум не спадал ещё долгие недели. Но любое событие рано или поздно забывается. Даже такое.
В маленькой комнатушке во всю сияли глаза многочисленных мониторов. Тихонечко шуршал на стене кондиционер и попискивал запасной блок питания. Комната была пуста?
Дзыньк. О пластмассовый стол стукнулась стеклянная кружка. Отъехали колёсики кресла, и кто-то громко зевнул, распрямляя спину.
Дзынь. Бах!
На стол приземлился планшет, а затем и стилус. На так и не погасшем экране планшета виднелся схематичный рисунок: фигура стоит на крыше высокого здания и смотрит в небо. Собственно, из всего рисунка только небо имело свой цвет, а остальное так и осталось пока серыми штрихами.
– Что я делаю? Кому это сейчас интересно, кроме кучки параноиков?
Сидящая в кресле девушка заложила руки за спину и откинулась на спинку.
Скри-и-и-п!
Кресло было возмущено таким обращением и поспешило сообщить об этом.
– О-о-о, точно, я же хотела тебя смазать!
Девушка в кресле снова выпрямилась, опустила ноги на пол, пошебуршала там немного, цепляя носками снятые кеды, и, обувшись, встала. Добравшись до стены возле единственной двери, переключила тумблер. Комнатушка озарилась светом.
– Так, надеюсь, что у меня всё есть здесь. Не хочется ради тебя идти на склад.
Девушка в рабочем комбинезоне – при включённом свете теперь-то стало видно, что ж это за человек сидел в этой комнате – похлопала по спинке стула.
Прошаркав до угла, где всегда валялся её чемоданчик с инструментами, она закатала слишком большие рукава комбинезона и взялась за поиски.
– Ага!
Девушка выловила на самом дне нужный тюбик. Он немного протёк возле крышки, чем воспользовался всякий мусор на дне ящика и радостно прилепился, дабы тоже посмотреть, что там за пределами чемоданчика. Тюбик отправился в передний кармашек комбинезона. Вместе с мусором и маслянистой коричневой жидкостью, которая снова начала подтекать. Впрочем, кармашек этим было уже не испортить. Как и сам комбинезон.
Форма была красивого охристого оттенка. Когда-то. Возможно, ещё до рождения девушки. Но сейчас комбинезон был сплошь в пятнах: масла, кислоты, мазута. Особо ярко выделялись почти белые пятна – они были от отбеливателя. Что было иронично: нас часто губит то, что, казалось бы, должно спасти.
