– Понимаете ли, Олег Иванович, наш банк не видит в вас потенциального плательщика, – клерк с фальшивым сочувствием смотрит в глаза. По круглой гладко выбритой щеке стекает капелька пота. Пухлые розовые губы делано растянуты в угодливой улыбке. Девственно белая ладошка, вероятно, ничего тяжелее вилки не державшая, то и дело поправляет широкий узел галстука. Наличие костяшек на кулачке не просматривается даже в сжатом состоянии.
– Я разве не аккуратен в платежах?
На счету всегда есть сумма, мы с женой называем ее «последним патроном», что бы ни случилось, эти деньги должны БЫТЬ. Первый день месяца – кровь из носа, но банк получит свое.
– Что вы! – пухлые ладошки взметнулись вверх. – Каждому бы клиенту такую пунктуальность.
– Так в чем же дело? – указательным пальцем дотрагиваюсь до переносицы, пытаясь поправить несуществующие очки.
Привычка. Очкам пришел конец две недели назад. Я в тот день упал в обморок. Впервые в своей жизни. Нет, я не болен. Врач сказал, истощение организма. Нервная система расшатана. Бессонница. Есть от чего. А то, что очки разбил… Жаль, конечно, но что поделаешь. Теперь приходиться постоянно щуриться. На покупку новых лишних денег нет. Все уходит на лечение дочери…
– Понимаете, ту сумму, что вы просите, плюс то, что вы уже нам должны, вам не вернуть. Даже имей вы еще три жизни в запасе… Недвижимости у вас уже больше нет. Родственников-поручителей тоже нет. Зарплата ниже среднего. Супруга, простите, безработная…
Пушистый клерк вдруг осекся и густо покраснел. Видимо, что-то недоброе промелькнуло в моих глазах. Я глубоко вздохнул, успокаиваясь… Отвел глаза.
Мне сейчас только не хватало сорваться и все испортить… Этот кредит для нас очень важен. Вернее, для моей дочери.
Все началось с еле слышимых шумов в сердце. Врач тогда успокаивал, мол, в три года это вполне допустимо. Перерастет. Не переросла… Кристине шесть, и ее, уже второе, сердце умирает… Родное сгорело буквально за год.
Деньги на пересадку собрали быстро. Продали квартиру и домик в деревне. Тихо, чтобы нас никто не видел, прыгали от счастья, когда узнали, что есть донорское сердце. Может быть, кто-то меня осудит. Ведь раз есть сердце, значит, чей-то ребенок умер. Тот, кто не сидел у кровати умирающей дочери, меня никогда не поймет. Мне вообще плевать на осуждение и мнение других людей. Главное, чтобы Кристина жила…
Операцию делали в Германии. Топ-клиника, врачи-профи. Доктор уверил, если сердце приживется – девочка будет жить долго и счастливо. И мы, со слезами счастья на глазах, поверили. На протяжении всего года наша вера постепенно росла, пускала корни. Криста окрепла, уже перестала задыхаться. Ногти не синели. Она у меня сильная! Доктора твердили, молодой организм победит болезнь… Но беда вернулась…
Хроническое отторжение… Как нам объяснили, проблема в крови.
Моему ребенку имплантировали полный протез сердца. С десятикилограммовым аккумулятором, который приходилось подзаряжать каждые двенадцать часов. Нам говорили, что это устройство – прорыв в медицине. Временная мера. Пока не найдется другое донорское сердце… Если найдется…
Мы ждали неделю, а потом к нам пришел доктор Клаус. Он объяснил, что мы находимся в так называемом «списке риска». Другими словами, нас внесли в «черный список»… Организм Кристины не принял первое донорское сердце, чем опустил нашу фамилию в самый конец очереди на трансплантацию.
Я помню боль и слезы в глазах Светы, моей жены. Ее взгляд говорил: «Неужели это все?» Бледные губы автоматически подсчитывают число экстрасистол достаточно громко тикающего протеза в груди Кристины. Нас предупреждали: пациенты, перенесшие подобные хирургические операции, подвержены психопатологическому синдрому. Но в нашем случае Кристина абсолютно нормально воспринимала легкую вибрацию и тиканье протеза. Еще пыталась шутить, мол, у нее бомба в груди. А вот Света «заразилась». Не проходило и получаса, чтобы она не проверила зарядку аккумулятора, соединение проводов. Она почти не спала по ночам, слушая биение механического сердца. И уже под утро, когда появлялся медперсонал, под шум телевизора, она забывалась в беспокойном сне, положив ладонь на грудь дочери.
