— А зачем вам муж? — недобро
усмехнулсяРодин.
— Мне нужно восемьдесят
четыре тысячи долларов, — деловито ответила Помпон и снова одёрнула
край платья. — И вот так получается, — она взмахнула руками, — что
быстрее всего раздобыть деньги из ниоткуда можно только через
обеспеченного мужа.
— У меня есть даже сто
восемьдесят четыре тысячи, — пригубил Везувий вино, и на мгновение
ему стало страшно, что он захлебнётся. — Я дам их вам, если
разденетесь догола прямо тут.
— Тут? — указала пальцем
себе под ноги переполошившаяся златоволоска. — Прямо тут, в
галерее? Сейчас?
⚡Известному коллекционеру Везувию Родину нужна жена для
статуса, а курьеру Наде Метлицкой нужен муж для денег.
Он никогда не бывает щедрым и никогда не бывает
милосердным, и, к сожалению, не знает, что ему придется жениться на
самой целеустремленной девице на свете, которой, ко всему прочему,
всего лишь двадцать три года.⚡
⚡разница в возрасте
⚡ властный герой
⚡ любовь и страсть
⚡ мир искусств
Наверное, мне не стоило лететь с ним в Париж.
Не стоило принимать от него те деньги. Не стоило играть с ним в
карты.
И позволять ему целовать меня.
Я наконец-то знаю почему прозвище «Сатана» так ему подходит.
Не потому что исход любой сделки с Родиным оказывается
выигрышным лишь для него самого.
А потому что я не могу остановиться, даже если понимаю, что это
я неизменно проигрываю.
Его железная рука наклоняет мою голову набок, приоткрывая изгиб
шеи. Сухие твердые губы ласкают мою взмокшую кожу хрипами и я
цепляюсь за его вытянутую руку, чтобы устоять на коленях.
— Надя, — шепчет Родин мне в шею, — вот так, держись за
меня.
Мы слегка раскачиваемся, как всегда, а жадные поцелуи добираются
до моего лица, чтобы жмакать кожу щеки и прихватывать зубами мякоть
губ.
Второй рукой он удерживает меня за солнечное сплетение, сжимая
кулак прямо между грудок.
Будто он готов в любой момент вырвать мое сердце наружу, чтобы
мы вдвоем наблюдали, как он поглаживает его.
— Я предупреждал тебя, — сипло произносит Родин мне в щеку, —
никаких больше мальчиков, парней. Только я.
— Ты совсем не о том думаешь, — на выдохе отзываюсь, — это
навязчивая идея. Прекрати.
Его руки ласково поглаживают мои бедра, но у меня перехватывает
дыхание, ведь я знаю, что сейчас последует. Пальцы впиваются в мою
плоть, словно хотят застыть окаменелостью там на вечность.
— Позволь мне самому выбирать, о чем думать, — срывается низкий
голос на мгновение. — Ты думаешь, что сумеешь дальше играть с
огнем.
Он проникает внутрь меня быстро и жестко, и мы оба выдыхаем
одномоментно. Его губы подрагивают на моей коже, и это отзывается в
сердце мучительным трепетом.
Он всегда так невыносимо близко и невыносимо
далеко.
— А что мне остается? Да, — выдавливаю я, когда он начинает
двигаться быстрее, — да.
Он повторяет за мной, и наши слова перемешиваются в сбивчивом
поцелуе.
— Надя, — измученно выдыхает Родин, упираясь носом в мою щеку. —
Здесь никогда и не было никакой игры. С самого начала.
Не каждый день Везувий Родин встречал мышей в арт-галереях, чаще
всего попадались заблудившиеся ослы с трастовым фондом от дедушки,
аристократические гиены и кузнечики с тонкой душевной
организацией.
Впрочем, он посещал парижские и ньй-йорские тусовки, а мышь с
мокрой шерстью попискивала в тёмно-синем зале нео-авангардизма на
родине.
Везувий всё не мог определиться: ненавидит ли он родину сильнее,
чем презирает Париж, но так как маятник симпатий упрямо кренился в
противоположную сторону от нынешнего места пребывания
коллекционера, то пришлось смириться: ненавидеть и презирать Везу
суждено одновременно.
