Часть первая
1
На Самарканд опускалась густая тьма, обычная для здешних мест в летние ночи месяца зульхиджа, двенадцатого месяца лунного календаря правоверных, когда в ворота города въехал одинокий всадник. На въезде в город всадника остановил отряд городской стражи, и в свете факелов стражников можно было разглядеть, что это мужчина лет под сорок, с небольшой чёрной бородой, и через седло его жеребца переброшена перемётная сума, именуемая хурджином. Всадник коротко рассказал стражникам о цели своего приезда в город и поинтересовался, где бы он мог отыскать еду, приют и ночлег в столь поздний час. Стражники равнодушно посоветовали мужчине скакать к площади Эль- Регистан (1), расположенной в центре города.
– Поворачивал бы ты своего коня, приезжий, – вдруг тем же равнодушным голосом буркнул один из них.
– Поворачивать коня? – озадаченно переспросил мужчина. – Но ведь скоро курбан –байрам? Разве ты гонишь меня прочь из столь славного города, о воин?
– Что ж, странник, хочешь оставаться – оставайся, раз приехал, – процедил стражник сквозь зубы. – Пайцза твоя в порядке, подорожный сбор ты уплатил, а коли так въезжай в город. Въезжай и скоро ты сам всё поймёшь, клянусь гробницей Гур-Эмир! (2)
Человек на коне лишь бросил на стражника взгляд, исполненный собственного превосходства, и тронул поводья, понукая своего коня идти дальше.
Всадник проделал совсем небольшой путь от городских ворот, когда его внимание привлекла толпа людей, собравшихся у берега небольшого водоёма. Мужчина без колебаний направил своего коня к толпе.
– Мир вам, правоверные! – окликнул он людей. – К чему ваше сборище? – весело заговорил он. – Курбан-байрам ещё не наступил, а вы уже празднуете? Или, может быть, правоверные, вы решили изловить луну на дне этого водоёма, дабы расплавить её на серебро и украсить им и без того блистательные минареты великого Самарканда? – пошутил мужчина, стараясь привлечь к себе внимание.
Но никто из, без малого человек двадцати, сгрудившихся у берега пруда, не ответил незнакомцу, никто не поддержал его шутку смехом. Всадник подъехал ещё ближе и различил тревожные, разгорячённые голоса людей:
– Один цветок остался у нашей бедной Адолат, и тот сорвала смерть!
– Сперва муж сгинул на чужбине, а теперь и единственная дочь оказалась задушенной!
– Да уж, правоверные, справедливость не родит счастья!
– Так ведь это же я, я нашёл тело ребёнка, да вырвет Аллах мои очи, да вселит он в них вечную тьму!
– Сдаётся мне, изверг тут же на берегу и задушил девочку, а тело бросил в воду… Ведь здесь нашли и платок, а рядом с ним горсть медных монет!
– Поиздеваться, что ли, решил, душегуб, над бедностью одинокой Адолат?
Привлечённый голосами людей, мужчина, спешился и подошёл ближе.
– Не смейся над нами, прохожий, – бросила на него укоризненный взгляд одна из женщин. Силуэт женщины был скрыт в полутьме, и потому возраст её узнать было невозможно, но голос её дрожал, словно у старухи. – Не смейся над нами, да не станешь и ты посмеянием в день Суда, когда пойдёшь по власяному мосту для грешников, ступая над огненной бездной! Одна дочь была у вдовы Адолат именем Фархунда. Да, справедливость не родит счастье, (3) – горько повторила женщина. – Вчера вечером мать отпустила дочку поиграть, а та не вернулась. И вот сегодня нашли её тело на берегу пруда, совсем недалеко… недалеко от дома, – всхлипнула она.
– А рядом на берегу платок и несколько медных монет, – подхватил приезжий мужчина. – Это я уже слышал. Вы, почтенная, верно будете соседкой той самой Адолат? – вдруг, точно спохватившись, обратился он к женщине. – А где же она сама? Тут, я вижу много людей, но никто из них не похож на мать несчастного, убитого ребёнка?
