Посёлок Пролетарский, затерянный среди невысоких холмов, выглядел опустевшим, словно на него сбросили нейтронную бомбу. Старые кирпичные дома, выцветшие и посеревшие от времени, уныло громоздились вдоль узких улиц с потрескавшимся асфальтом. На крышах из шифера, поросшего мхом, скучали стаи голубей. Изредка по улицам, нарушая устоявшуюся тишину, сонно проезжали немногочисленные автомобили. Высокие тополя и столетние дубы, заботливо высаженные вдоль тротуаров много лет тому назад, играли молодыми зелёными листочками на ярком утреннем солнце. Во дворах кое-где одиноко посиживали на скамейках старушки, и малочисленные дети от полутора до трёх лет с сосредоточенным выражением лица тихо ковырялись в песочницах. Было 9 часов утра. Взрослая часть населения уже работала, а несовершеннолетние пребывали в школе и детском саду.
Школа в посёлке была одна. Она представляла собой невысокое здание в 2 этажа, рассчитанное на 600 учеников. В общем, обычная кирпичная поселковая школа, коих сотнями настроили в далёких 1970-х годах силами студенческих стройотрядов. И в школе этой был завершающий учебный день. Для выпускников уже отзвенел последний звонок, и их давно отпустили по домам – готовиться к экзаменам. Прошла школьная линейка, и ученики помладше разбрелись по своим учебным кабинетам на классные часы, чтобы выставить годовые оценки.
Сергей Харламов – ученик 10 класса А, с опухшим лицом сидел за первой партой и внимательно слушал слова своей классной руководительницы – Нины Георгиевны Шпаковой, которую ученики между собой звали «Бомбой» за увесистую нижнюю часть туловища. Нина Георгиевна диктовала годовые оценки, которые Сергей старательно выводил на последней странице своего дневника. Оценки, как всегда, у Сергея были хорошими, и он переживал лишь за алгебру, по которой у него троек и четвёрок было поровну. Поэтому он с замиранием сердца ждал, когда Нина Георгиевна начнёт оглашать оценки по этому предмету. Алгебру она почему-то приберегла напоследок. Наверное, потому, что по этому предмету у всего класса были самые плохие оценки, и каждый раз, когда она называла чью-то «тройку», ее бросало в длинные обличительные речи о том, как низко скатился этот ученик. Сладко причмокивая, она с нескрываемым удовольствием дополняла свои проповеди наставлениями, суть которых сводилась к тому, что нужно меньше ходить по дискотекам и заводить романы со сверстниками, а больше времени посвящать чтению умных книг и учёбе. Фамилия Сергея была почти в самом конце классного списка, поэтому он отрешённо слушал нудную речь Нины Георгиевны, глядя в окно, и даже иногда зевал. Когда учительница произнесла его фамилию, Сергей вздрогнул и повернул голову в её сторону. Внутри у него всё сжалось: от этой оценки зависело всё. Родители обещали ему купить мотоцикл, если по итогам года он снова станет хорошистом, а о мотоцикле Сергей мечтал давно, и не просто мечтал: бредил им во сне и наяву.
– Четвёрка. Молодец Харламов! Ты в этом году у нас снова хорошист. Правда, учительница по алгебре сказала, что поставила тебе эту четвёрку авансом, в надежде на то, что в следующем году ты будешь более старательно относиться к её предмету.
Но окончание монолога Нины Георгиевны Сергей уже не слышал. После слова «Четвёрка» он быстрым небрежным движением руки черканул в дневнике нечто похожее на цифру 4 и звук в его голове отключился. Он уже представлял себя верхом на новеньком мотоцикле «ИЖ» несущимся по главной улице посёлка. Он уже видел завистливые взгляды местных парней и вожделенные лица красивых девчонок. Но его приятные мысли нарушил громкий топот одноклассников, которые вскочили сразу же, как только Шпакова закончила свою длинную напутственную речь, и побежали к учительскому столу с дневниками, чтобы получить роспись «Бомбы».
