В то утро Джейн работала за чертежной доской. В комнате, выходящей окнами на восток, внешние ставни и створки окон была распахнуты настежь. Ветер стих, на заднем плане – ломаная линия голубых гор, над ними поднимался огненный шар солнца, ближе – поле, покрытое молодым клевером. Радиоприемник был включен, местная радиостанция, как обычно, крутила современную турецкую музыку.
Она увидела Игоря Аносова, русского богача, хозяина поместья, одетого в белые шорты и оранжевую рубашку. По тропинке, петляющей по полю, он уходил от дома, но вдруг повернулся и зашагал обратно. Через несколько минут в дверь постучали. Аносов толкнул дверь и застыл на пороге, стоял и смотрел на Джейн. Казалось, он хотел сказать нечто очень важное, но вдруг позабыл все слова. Затянувшееся молчание сделалось неловким. Наконец он откашлялся:
– Пошел гулять… И подумал: вы мне компанию не составите?
– У меня много работы.
– Давайте обсудим дела на прогулке. Лучше, чем сидеть в четырех стенах в такое утро.
Они погуляли по клеверному полю, дошли до подножья холма, поднялись на него. Грунтовая дорога шла между огромными валунами, разогретыми солнцем. Изредка по этой дороге пастухи из дальних деревень гоняли скот нагорные пастбища. И снова наступала тишина, а человека не увидишь хоть целую неделю.
Шли молча. Джейн украдкой бросала взгляды на Аносова. Он выглядел прекрасно, длинные до середины шеи волнистые волосы, слегка тронутые сединой, высокий лоб, прямой нос, яркие голубые глаза. В нем было столько обаяния и мужественной красоты, и одна только мысль, что этот человек, рожденный покорять женские сердца, быть душой общества, вдруг решился на добровольное затворничество в этой глуши, – казалась абсурдной и дикой.
Они вошли в деревню, нищую и убогую, давно оставленную людьми. Темные провалы окон, стены домов местами осыпались, пустыри заросли бурьяном. Вот две заржавевшие бочки, вот сломанная разбитая арба с двумя колесами. Новый пустырь, за ним груда камней, пустой дом с плоской крышей.
– Ночью я сам видел, как здесь светятся слабые огоньки, – сказал Аносов.
– Наверное, пастухи.
– Пастухи жгут костры, которые издали видно. Это не то… Огоньки, слабые такие. Они перемещаются с места на место. А потом пропадают. Вы боитесь призраков?
– Я в них не верю, – Джейн на секунду задумалась. – Неужели вы хотите провести здесь остаток жизни? Наблюдать за огоньками в ночи, гулять по дорогам среди брошенных домов…
Вопрос сорвался с губ помимо воли. Она пожалела, что спросила.
– Почему бы и нет? – Аносов пожал плечами. – Одиночество – это не так уж плохо, правда, от него устаешь. Но жить здесь хорошо. Вы еще не увидели и пока не поняли красоты этих мест. Да, здесь засушливое лето. Трава и цветы сгорают под солнцем уже в середине июля. Остаются камни и песок, холмы и равнины, желтые и голые. Грустное зрелище. Солнце, камни… Зато здесь очень красиво сейчас, весной.
Они поднялись на вершину холма, остановились. Горная гряда впереди сделалась ближе. Горы были темно-синими, а небо над ними изумрудным. Ровное поле в низине от края до края было наполнено цветущими маками. Налетал ветер, цветы качались, казалось, багровое море рябило мелкой волной.
– Господи, какая красота, – выдохнула Джейн.
– Вот видите, – Аносов улыбнулся. – А осень здесь какая… Долгая, теплая. С моря долетает ветер, тогда пахнет солью. И снова земля оживает. Ну, я не могу передать словами очарование этих мест… Зимой другая красота. Суровая, скупая, аскетичная. Горы, покрытые снегом. Пустые белые равнины. Только три цвета: белый, серый и черный.
Джейн чувствовала, как сердце застучало чаще, щеки раскраснелись, а голос как-то изменился. Она подумала, что прямо сейчас Аносов шагнет к ней, обнимет за плечи, поцелует в губы. И она не станет, она не сможет противиться. Но Аносов по-прежнему стоял в трех шагах от нее, смотрел куда-то в даль, на красное маковое поле, на горы и молчал.
