Приветствуем Вас, дорогой читатель!
Доктор Шмурденко – знаковая фигура в оккультных кругах Чернигова 90-х, персонаж криптоапокрифа «МАНДРАПАПУПА, или Тропами падших комет» (2020), памятный, прежде всего, своей парадоксальной системой фата-морганического свойства, отражённой как в заглавии данного опуса, так и в ряде его материалов.
Относительно контента, хаотично разбросанного по разделам, можно уверенно сказать одно: тут нет как строго структурированного порядка, так и претензий на оригинальность, а есть лишь надежда, что местами проступающая ирософия будет воспринята в качестве противоядия от цинизма, в своей нарочитости играющего роль вуали, скрывающей милосердие.
Руководствуясь последним, пытливый искатель остриём ума сможет без боязни пронзать многослойные гностические пространства стихир и по мере чтения умнеть легко, но незаметно для окружающих, невзирая на специфику лакомства, рассчитанного на того особого ценителя, каковым читающий, вполне вероятно, уже является. Самое время перейти к дегустации.
Вэлкам ту зэ джангл, мучачос!
***
Набил я трубку табаком,
поставил греться чай
и сел за стол писать о том,
что наша жизнь – хентай.
– Отнюдь! – воскликнула жена. —
Она, как в горле ком,
что канет выкриком «банзай»
у плахи с палачом!
Ей мама тихо говорит,
как будто невзначай:
– Ну да, морщины, целлюлит,
а жизнь – сплошной бонсай…
Но тут их папа осадил:
– Чего подняли хай?
Я в кайф настойку лет испил!
Что наша жизнь? Кампай!
И в этот миг из-под стола
сверкнула пара глаз
и кошка голос подала:
– Послушала я вас…
Хентай, кампай, базар-вокзал —
всё это ерунда.
По жизни скачет человек
из Нечто в Никуда,
из Ниоткуда в Нисюда —
бесцельной жизни путь.
Куда Ни Кинь с Куда Ни Шло
ведут в Туда-Нибудь.
Пусты попытки повернуть
судьбу и время вспять.
Живым из жизни не уйти.
Из ада не сбежать…
Мяучил голос под столом,
горел кошачий глаз,
и каждый думал об одном:
что кошки НЕТ у нас!
***
Мой хмурый и заспанный микрорайон,
пропитанный мглой перегара,
двенадцати тайным приспешникам он
обязан Аидовым чарам.
Двенадцать алхимиков мой кругозор
в ежовых корёжили крагах,
играя в бессмертных и прочий хардкор
на кладбищах, крышах, в оврагах.
Там Первый незримо умел обращать
сульфиты в весёлые грёзы,
а счастье на фаллосе мерно вращать,
блюдя метафизику позы.
Второй велемудрые зубы ментов
забалтывал, Мессинга круче —
«Зубровкой», от «зубров» до шустрых «кротов»,
все славили плута, как дуче.
А Третий, пройдоха по кличке Банкир,
легко, как тридцатку Иуда,
сшибал на любой кучерявости пир
пиастры с прохожего люда.
Четвёртая с Пятым, как два голубка,
в оконца, порой, вылетали
в пылу, на пердячем пару шмурдяка,
но души, выносливей стали,
тела подымали и в Нису несли
пылавших жрецов Диониса
сквозь терний хулы, что плели рагули
и прочие жертвы кумыса.
Шестой завораживать феечек мог,
да так, что ночами глухими
сбивались такси и троллейбусы с ног,
гоняясь за ними, нагими.
7-го июля не сладко пришлось
соседям в разгар воскресенья:
веселье пургой по району неслось —
справлял семерни появленье
подранок Фортуны, папаша Седьмой,
алхимик вольфрамовой воли,
чей разум храним в орифламме густой
священных даров аль-кохоля.
И вдруг у алхимиков всё отнялось:
кто оком не видит, кто зубом неймёт
и валит лавиной, как загнанный лось,
в гальюн галифе поминальный помёт.
Останки живого Седьмого они
швырнули в июльскую свежую грязь
и с криками «Боже, спаси-сохрани!»
метнулись в поля. А Семёрка, как князь,
слегка приподнялся на левом локте,
но вмиг поскользнулся о камень губой.
Оно-то понятно, ведь силы не те
