Глава 1. Милый, мой милый
Когда он улыбается, так мило и застенчиво, со мною происходит удивительное чудо. Грудь становится немного шире, как бы приоткрывается, и моя любовь, откуда-то изнутри, теплой, обволакивающей нежностью заполняет собою весь окружающий мир: унылые мусорки, холодные скамейки, соседские дома из белого кирпича, грустных собак и встревоженных прохожих, дядек, тетенек, ревущих детей и бездомных кошек. Нет, не смейтесь, я серьезно! Я не знаю, как называется это явление, этот сон наяву, но в нем есть нечто мистическое, тайное, по всей видимости, доступное лишь немногим избранным на Земле, почти потустороннее. Хотя, возможно, я банально больна шизофренией. Шутка. Медосмотр я прохожу регулярно.
Вон он. Приехал. Смотрит на меня. О, это самые восхитительные секунды – сумасшедший восторг предвкушения долгожданной встречи, когда стук каблучков невольно замедляется, а тело становится опасно невесомым, рискуя улететь по весеннему ветру в голубой эфир полуденного неба, и я вся вибрирую, как струна, охваченная волнующей дрожью.
В общем, круто, да и все. И никаких пафосных слов не хватит, чтобы описать вам то непередаваемое ощущение счастья и яркости бытия, которое дарит мне одно ЕГО присутствие в моей, в общем-то, серой и скучной жизни.
А соломки-то я опять не подстелила.
Я тут, это, по-, по-, по-индульгирую немного, можно? Порассуждаю? Мама всегда говорила: “Ну, что ты за дите, Ольга? Вечно в небесах летаешь. На Землю спускайся. Спускайся, говорю…” и прочее, по ситуации. В основном, обзывалась. А оно вон как – даже слово умное есть, про нас, про таких: много думающих.
Нас не предают чужие люди. Да, возможно, у вас есть враги, недоброжелатели, завистники и прочая нечисть, способная выбесить, подпортить репутацию, вероломно подкараулить в тумане с обрезом, арматурой, складным ножичком, либо вовсе банальным раствором бриллиантовой зелени, особенно, если вы имеете счастье родиться блондинкой в белом платье. Но никогда-никогда их мелкие, злобные потуги не заставят ваше сердце остановиться от щемящей и невыносимой боли. Даже физическое убийство не сравнить по силе сбивающего с ног воздействия с рядовым, частенько внутрисемейным, подленьким и пошленьким предательством. Бытовым, гаденьким, всегда обоснованным… Да, предательство всегда обосновано, иначе зачем поступать с близким человеком столь жестоко? Оправдание должно быть настолько убедительным, насколько нам не хочется стать после произошедшего тварью в собственных глазах.
Ну, трындеть о жизни можно бесконечно долго, особенно под бокал полусухого, когда над крышей соседского дома разливается алым пятном очередной, рвущий душу на тряпки своей пронзительной первозданной красотой, закат. Некоторые находят в этом элементарном акте утешение, кто-то спивается, а я смотрю на небо, подарившее мне жизнь, в ее среднестатистическом воплощении, и отказываюсь желать чего-либо еще. Потому что то, что я пожелала для себя в последний раз, принесло лишь хаос и недоумение. Много хаоса. Много недоумения. И никакого удовольствия.
Он вошел несколько месяцев назад, скромный и робкий, будто бы даже бочком, в предусмотрительно распахнутые мною настежь двери моей души. Так тихо и невнятно, что никто на тот момент даже не заподозрил, что новоиспеченный гость способен оказаться слишком громоздким для столь маленького и деликатного помещения.
– Я хочу, чтоб ты стала моей женой, но знакомиться с людьми, которые заставляют твои глаза плакать, не буду, – громко заявил он однажды на закате, трогательно целуя меня в плечо.
– Не хочешь? Но это же мои родители? – отказ от знакомства с людьми, подарившими мне какую-никакую, но все-таки жизнь, больно резанул по ушам, – В конце концов, все конфликты решаемы, зачем упираться рогом из-за небольшого недоразумения?
